Жeнилcя нa cecтpe Кoбзoнa, выpвaл у cмepти Выcoцкoгo и pыдaл из-зa Миpoнoвa: Cудьбa caмoгo cвeтcкoгo хиpуpгa CCCP Эдуapдa Кaндeля

Жeнилcя нa cecтpe Кoбзoнa, выpвaл у cмepти Выcoцкoгo и pыдaл из-зa Миpoнoвa: Cудьбa caмoгo cвeтcкoгo хиpуpгa CCCP Эдуapдa Кaндeля

Он ценил и театр, и науку, одинаково легко чувствовал себя как за хирургическим столом, так и в светских гостиных. В московской культурной среде фамилию Канделя знали не хуже, чем фамилии известных артистов — и не только потому, что он был блестящим нейрохирургом, а скорее потому, что по-настоящему понимал тех, кто жил сценой и словом.

Он оперировал тех, кого знал весь Союз. Однако даже Эдуард Кандель, перед которым на международных конференциях вставали профессора со всего мира, однажды оказался бессилен.

Верность профессии

Родился Эдуард Кандель в Одессе в 1923 году в семье служащего. В семь лет вместе с родителями переехал в Москву — тогда столица ещё только оправлялась от последствий голода и революции, и перед юношей, как и перед многими его сверстниками, стояла одна задача: выучиться, выстоять, не свернуть с пути.

В 1940 году он поступил в Первый московский медицинский институт, выбрав профессию, в которой требовалась не только точность, но и выносливость, терпение и честность.

Когда началась война, молодой студент мединститута оказался на передовой не с оружием, а с чемоданом фельдшера. Работал на скорой помощи, где каждый день — это десятки вызовов, порой без сна, без необходимого оборудования, а иногда и без элементарных медикаментов.

Этот опыт прочно закрепился — не из воспоминаний, а из тела: руки помнили, как действовать в условиях полной неразберихи, глаза научились различать признаки беды раньше слов.

В 1942 году вместе с семьёй эвакуировался в Томск. Там продолжил учёбу — учебные аудитории соседствовали с госпиталями, преподавание шло почти параллельно практике. В Москву вернулся уже в 1943-м, и спустя год получил диплом с отличием.

Почти сразу был призван в армию. Врачом служил на Третьем Белорусском фронте, прошёл с ним тяжёлый путь — работал под огнём, на передовой, принимал решения в условиях, где нельзя было ошибиться. За мужество и самоотдачу получил боевые награды: «За боевые заслуги» и «За взятие Кёнигсберга».

Вернувшись к мирной жизни в 1946 году, поступил в аспирантуру Института нейрохирургии. Там работал под началом Леонида Корейши — одного из самых авторитетных нейрохирургов своего времени, человека строгого, но справедливого.

Диссертация Канделя касалась реакции сердечно-сосудистой системы на раздражение мозга — направление редкое, сложное и требующее широкого междисциплинарного подхода. Он углубился в анатомию, кардиологию, физиологию и биофизику.

Через несколько лет научный руководитель отзывался о нём как о специалисте, способном не только воспринимать, но и критически перерабатывать сложную литературу на русском, немецком и английском. Умел анализировать, делал выводы, предлагал своё. После защиты диссертации стал младшим научным сотрудником Института нейрохирургии — путь, который в те годы не был лёгким даже для самых одарённых.

В 1950 году прошёл стажировку в Великобритании. По возвращении в Москву принялся за то, чем до него в СССР никто системно не занимался — хирургическое лечение болезни Паркинсона. Метод был новаторским и вызывал непонимание у тех, кто привык работать «по старинке», не доверяя тонкой нейрохирургии. Примерно в то же время началась кампания, получившая позже имя «дело врачей».

Её последствия затронули и Канделя — его сократили. В советской системе такое означало не просто увольнение, а почти приговор. Только после смерти Сталина он был восстановлен в должности.

С тех пор сосредоточился на стереотаксической и функциональной нейрохирургии — областях, где хирург не просто режет, а работает в пределах долей миллиметра, словно часовой мастер, только не с механизмом, а с живым мозгом.

Именно в этой области Кандель стал первопроходцем, основоположником нового подхода в советской медицине. Вёл операции, делал доклады за рубежом, участвовал в профессиональных дискуссиях с полной уверенностью в своей правоте — знал, о чём говорит, и не боялся отстаивать своё.

В 1964 году после смены руководства в Институте нейрохирургии получил приглашение от академика Николая Коновалова — отца будущего главного нейрохирурга страны Александра Коновалова — возглавить нейрохирургическую клинику в Институте неврологии.

Именно здесь, в этой клинике, Кандель смог воплотить всё, к чему шёл долгие годы — создать среду, где точная наука встречается с ежедневной врачебной практикой, и где риск не считается ошибкой, если он обоснован знанием.

Под его руководством клиника быстро обрела репутацию одной из самых передовых: здесь применяли новейшие методы удаления аневризм, использовали винт Архимеда для удаления гематом, внедряли криохирургию, подключали математические модели для диагностики и прогноза нарушений мозгового кровообращения.

Он не ограничивался кабинетной наукой и постоянно работал с пациентами. Один из его коллег, профессор Леонид Лихтерман, вспоминал, как на одной из операций Кандель вводил канюлю в подкорковые структуры головного мозга, и как прямо на глазах врачей происходил эффект: больной с тяжёлым паркинсонизмом поднимал руку и обретал подвижность.

Эдуарда Израилевича избрали руководителем Московского общества нейрохирургов, он поддерживал профессиональные связи с зарубежными коллегами, продолжал писать, преподавать и готовить новое поколение врачей.

Он стал автором шести фундаментальных монографий, авторство которых закрепило за ним статус системного учёного, а не просто талантливого хирурга. За заслуги в развитии сосудистой нейрохирургии в 1985 году он был удостоен Государственной премии СССР — самой престижной медицинской награды в стране. А помимо официальных званий и наград у Эдуарда Канделя был ещё и неофициальный титул.

Самый светский нейрохирург СССР

Эдуард Кандель был плотно связан со известными советскими исполнителями и артистами. Женился врач в своё время на сестре Иосифа Кобзона Гелене.

Иосиф Кобзон называл доктора мировой величиной, вспоминал, как сам Владимир Высоцкий посвятил Канделю песню, и как настойчиво советовал сестре не затягивать с решением, потому что такого человека, как Кандель, невозможно обижать или играть с ним в подковерные игры. Вообще имя Эдуарда Канделя было тесно связано с судьбами многих известных личностей.

Он лечил тех, кто сам лечил других — искусством, словом, голосом. Его руками оперировали не только человеческий мозг, но и души — настолько сильным было доверие к нему.

Галич и Высоцкий пели о нём в песнях, коллеги называли его самым светским врачом столицы, а в артистической среде он был своим, почти родным. Но даже он, человек безупречной репутации и высочайшего профессионализма, оказался бессилен перед лицом жестокой болезни, сразившей Андрея Миронова.

Миронова спасти не смог

Август 1987 года. Театр сатиры едет в Ригу, и среди прочих в поезде оказываются Александр Ширвиндт, Андрей Миронов и Эдуард Кандель. Первые едут на гастроли, а хирург спешит на конференцию, заодно надеется сменить обстановку, немного выдохнуть.

Его хорошо знали в театральной среде, уважали, относились с теплом. На спектаклях хирург бывал регулярно, в закулисье чувствовал себя не чужим, и его появление никогда не вызывало удивления, только лёгкое чувство уверенности: если Кандель рядом, всё будет хорошо.

Его ждали на выставках, премьерных показах, камерных вечерах и праздниках. В семидесятые среди его пациентов было немало известных людей — тех, кого знала и любила вся страна. Александр Галич, Владимир Высоцкий…

Обоим он помог пережить трудные периоды, вырвал из рук времени. В благодарность Галич написал песню, посвятил строки. Высоцкий — сделал своё, актёрское, но по-настоящему личное признание.

С Мироновым отношения были чуть иными: они не были близкими друзьями, но их точно можно было назвать добрыми приятелями. В 1978 году, когда на сцене ташкентского театра Андрей неожиданно потерял сознание, местные врачи решили, что перед ними случай менингита.

Родные актёра связались с Канделем. Тот, не видя пациента, по телефону поставил свой диагноз — кровоизлияние. И оказался прав. Дал чёткие указания, настоял на изменении лечения, и именно это, по сути, спасло Миронову жизнь.

Спустя девять лет — новая встреча. Всё начиналось спокойно: гастроли шли своим чередом, и ничто не предвещало беды. Вечером 14 августа, как раз в день рождения Канделя, в его гостиничном номере собрались коллеги — нейрохирурги.

Обстановка была домашняя, тёплая. И вдруг — звонок. Миронова увезли на «скорой» прямо со сцены, ему стало плохо. Врачи, собравшиеся за праздничным столом, немедленно отправились в клинику.

Уже на месте они узнали подробности. В театре шёл финал «Женитьбы Фигаро». Миронов был в ударе, публика ловила каждое движение, каждую интонацию.

А потом всё изменилось. Он побледнел, пошатнулся, сделал несколько шагов в сторону Ширвиндта, тихо сказал другу о том, что у него нестерпимая головная боль, и начал оседать. Ширвиндт подхватил его, вывел за кулисы. Со сцены объявили: артисту стало плохо, нужен врач.

Его положили на стол за кулисами, заваленный искусственными цветами — те, что готовились для финальной сцены. Ширвиндт потом вспоминал, как жутко это выглядело — человек в окружении цветов, будто уже не живой.

Миронов продолжал говорить, еле слышно: «Голова… болит…» Кто-то вложил ему в рот нитроглицерин — жест добрый, но роковой. При разрыве сосудов такой препарат лишь ускоряет кровотечение.

Кандель прибыл одним из первых. В реанимации было много врачей, обсуждение шло почти без слов. Диагноз был ясен — обширное кровоизлияние. Ширвиндт спросил, почему не оперируют. Ответ был прямым: шансов нет.

Даже если операция технически пройдёт успешно, вернуть Миронова таким, каким он был — невозможно. Останется тело, но не личность. Позже Ольга Аросева скажет, что присутствие Канделя в тот вечер было настоящим везением. Но даже он не смог изменить исход.

Его жена, Гелена, вспоминала, как муж вернулся в гостиницу под утро. Сел в кресло, закрыл лицо руками и разрыдался. Всё, что можно было сделать, он сделал. Оставалось только продлить дыхание — ненадолго. Миронов жил до утра 16 августа. Похороны прошли в Москве 20 августа. По трассе, по которой везли тело, стояли люди. Клали цветы на дорогу, молча. Эта тишина говорила больше, чем все некрологи.

Кандель прожил ещё три года. В 1988 году он узнал о своём диагнозе — онкология лёгкого. Лёгкое удалили, но начались метастазы в мозг. Оперировал его Александр Коновалов — ученик, коллега и близкий человек.

Перед операцией Кандель оставил записку: быть радикальным, никого лишнего не пускать, рисковать. Всё как сам учил. Но хирургическое вмешательство не особенно помогло, болезнь не отступила. 1 августа 1990 года Эдуард Кандель покинул этот мир.