Oнa былa «бaбкoй из 23-й квapтиpы»

Oнa былa «бaбкoй из 23-й квapтиpы»

Бабка из двадцать третьей квартиры давно стала легендой всего подъезда. Не в добром смысле, конечно — скорее, в категорию тех жутких бытовых кошмаров, о которых шепчутся на лестничных площадках, вздыхают у почтовых ящиков и негодуют за чашкой чаю с соседями. Имя её было неизвестно большинству, отчество — тем более. Да, по правде сказать, никто особо и не стремился его узнать. Для всех она была просто «та старуха из 23-й», объектом коллективного раздражения, вечной головной болью, источником хаоса и беспокойства.

Все, что интересовало соседей, сводилось к двум вопросам: «Когда же этот бардак прекратится?» и «Сколько ещё можно терпеть?!» Вопросы эти были настолько частыми, что порой звучали почти как мантра. И каждый, кто решался подняться к двери квартиры №23, уже заранее знал, что его ожидает: скрип двери, долгое молчание, а затем — тихий, хриплый голос:

— А? Что?

Из-за двери выглядывала маленькая, сгорбленная женщина. Седые волосы торчали клочьями, очки с толстенными стеклами чуть ли не давили на переносицу, а серая лента лейкопластыря, намотанная на дужки, придавала образу что-то забавное, но в то же время жалкое. На ногах — потрёпанные ботинки, словно сошедшие с помойки, а рядом — мелкая собачонка, которая лаяла так громко, будто пыталась защитить целую империю, а не запущенную однушку.

Иногда бабка открывала дверь, иногда — делала вид, что никого нет. Иногда просто внимательно смотрела на недовольного соседа, слегка наклонив голову набок, будто пытаясь понять, о чём речь. И если кто-то всё-таки решал повысить голос — например, пожаловаться на бесконечный треск телевизора, который орал с раннего утра до полуночи, — она кивала, говорила что-то вроде:

— Сейчас, сейчас…

И действительно, на некоторое время становилось тихо. Но это была лишь временная передышка. Уже через день или два всё начиналось снова: вой телевизора, мерзкие рыжие тараканы, выползающие из щелей, и затхлый смрад, ползущий по этажам, будто сама смерть, обходя каждую квартиру.

Соседи пытались бороться как могли: травили насекомых аэрозолями, расставляли ловушки, покупали специальные гели. Но эти твари оказались умнее людей — они прятались в бабкиной квартире, пережидали эпидемии ипостаси и снова возвращались, будто домой. А с запахом справиться было вообще невозможно. Он был повсюду: в лифте, на лестнице, даже в подъезде чувствовалось, что где-то рядом — гниль, плесень и забвение.

Когда Нина Фёдоровна поселилась в доме, никто уже не помнил. Может быть, лет тридцать назад, может — больше. Она жила здесь тихо, незаметно, пока не стала причиной постоянного стресса для всего подъезда. Даже участковый приходил, предупреждал, грозил штрафами. Бабка слушала, кивала, улыбалась своей детской улыбкой, но ничего не менялось.

А ведь имя у неё было — Нина Фёдоровна. Ей было без малого восемьдесят пять лет. После тяжёлой простуды прошлым годом она практически оглохла. Пыталась встать на очередь за слуховым аппаратом, но очередь двигалась медленно, а возможно — её просто забыли. Денег на платный аппарат у неё не было. Пенсия — мизерная. Из неё нужно было оплачивать коммунальные услуги, покупать лекарства, еду себе и Жуже — маленькой собачке, единственному живому существу, которое осталось у Нины Фёдоровны.

Да, именно Жужа спасла её от окончательного одиночества. Это случилось пятнадцать лет назад, когда умер муж. Они прожили вместе всю жизнь, душа в душу. Детей у них не было. Родственников тоже. Подруги — одна за другой ушли, и Нина осталась совсем одна. Однажды, возвращаясь из магазина под внезапным осенним дождём, она заметила щенка у мусорных баков. Грязный, дрожащий, он жался к стене, будто просил помощи. Нина хотела пройти мимо:

— Я не могу тебя взять… Я сама скоро помру.

Но щенок, видимо, решил иначе. Он последовал за ней. Так началась новая глава жизни одинокой женщины. Щенок стал её другом, опорой, смыслом. С того дня прошло почти шесть лет. Квартира, правда, постепенно превращалась в жилище старой ведьмы: грязь, запахи, пыль. Но Нина этого не замечала. Или не хотела замечать. Ведь стены были толстые, а до соседей ей дела не было.

Тем временем, в подъезде начали происходить изменения. Соседка из 27-й квартиры, жившая этажом выше, радостно улыбалась, услышав, что их ипотека одобрена. Наконец-то можно уехать от шума, запахов и тараканов. Они решили сдавать эту квартиру — пусть молодёжь живёт, а деньги пойдут на кредит. Старуха, дескать, долго не протянет — потом можно будет и цену поднять.

И вот однажды в подъезд въехала Маша. Только что разведённая, с ребёнком, без своего жилья. Она радостно подписала договор аренды, не заметив ни запаха, ни следов тараканов. Лишь вечером, когда сын уснул, она включила свет на кухне… и увидела, как по столешнице бегут два мерзких создания.

Это был первый звонок. Первый сигнал, что теперь её жизнь тоже станет частью этой странной истории.

Брр, мерзость! — воскликнула Маша, отшатнувшись от кухонного стола и содрогаясь при виде двух тараканов, которые, будто не замечая её возмущения, бегали по деревянной столешнице. — Неужели они до сих пор где-то водятся?

Воспоминания нахлынули внезапно: детство в старом доме, который ещё в прошлом веке подлежал сносу. Тогда тараканы были почти членами семьи — навязчивыми, нежеланными, но всё же привычными. Потом семья переехала в новую двухкомнатную квартиру, и о насекомых забыли напрочь. Родители живут там до сих пор. После развода они предлагали ей вернуться, но Маша не хотела. Её работа здесь, у Артёма садик, а главное — этот город дарил больше возможностей для жизни, чем родительский городок.

— Теперь понятно, почему так дёшево, — хмыкнула она, оглядывая просторную кухню, которая должна была стать местом уюта и тепла, а пока выглядела как поле боя после встречи с древним врагом. — Завтра займусь генеральной уборкой и обработкой от этих… существ. После того, как хорошенько высплюсь, конечно. Ведь завтра выходной, можно всё успеть.

Но утро началось совсем не так, как планировалось. Где-то около шести часов утра Маша проснулась от громкого треска и звука мужского голоса, льющегося из телевизора. Сначала она подумала, что кто-то гуляет во дворе, но затем осознала — источник шума внутри дома. И, судя по всему, этажом ниже.

— Да что за безумие?! — прошипела она сквозь зубы, натягивая одеяло на голову. Но сон был уже безвозвратно потерян.

После завтрака мать и сын отправились в магазин. Нужно было купить всё необходимое: щётки, моющие средства, аэрозоли от насекомых. По пути они зашли на детскую площадку — Артём обожал играть с другими детьми. Там Маша познакомилась с соседкой, живущей на третьем этаже. Женщина сразу показалась ей немного странной — взгляд какой-то усталый, в глазах даже проскальзывала тревога.

— Мы только вчера въехали на четвёртый этаж, — рассказывала Маша, наблюдая, как её сын весело играет с девочкой. — Квартира хорошая, светлая, вот только вчера заметила на кухне таракана. Думала, такого уж больше нет. Но ничего, я сегодня займусь уборкой, сейчас много современных безопасных средств. Наведём порядок!

— Ненадолго, — сочувственно покачала головой женщина. Она начала рассказывать о «бабке из 23-й», чьи проблемы стали легендой всего подъезда. О шуме, запахе, тараканах, беспомощности соседей и жестокости их слов. Маша слушала, поражённая. Ей стало жаль эту старушку. Почему никто не помогает? У неё ведь, наверное, никого нет?

— Может, и есть родственники, просто не хотят возиться, — предположила Маша. — А может, ждут, когда она… уйдёт, чтобы забрать квартиру.

Соседка кивнула, не отрицая.

Когда они вернулись из магазина, у подъезда стояла маленькая, сгорбленная женщина. Рядом с ней терпеливо сидела белая собачка. Маша сразу узнала её — это была она . Бабка пыталась попасть ключом в замок домофона, но руки у неё дрожали. Артём радостно закричал:

— Собака!

Он бросился к животному, протягивая руку. Собачка, к удивлению, не залаяла, а лишь вильнула хвостом.

Маша осторожно взяла авоську и поддержала женщину под руку. В лифте они молчали. На третьем этаже Нина Фёдоровна долго возилась с ключами, но в конце концов открыла дверь. Маша вошла, чтобы положить сумку, и сразу почувствовала затхлый запах. Внутри царили беспорядок и запустение, но взгляд старушки, полный благодарности и доверия, потряс Машу.

«Как одиноко она живёт, — думала Маша по дороге домой. — Всё жизнь прожила, а теперь — одна, в грязи и шуме, среди чужих недобрых слов».

Она решила помочь. Просто потому, что могла. В тот вечер, пока Артём спал, она позвонила Льве — своему старому однокласснику, который теперь занимался волонтёрской деятельностью. Он обещал помочь с оформлением слухового аппарата для Нины Фёдоровны.

И вот началась новая эпоха в жизни всех троих — Маши, Артёма и Жужи. Они регулярно навещали старушку, покупали продукты, гуляли вместе, иногда просто сидели и смотрели телевизор. Нина Фёдоровна радовалась каждому визиту, особенно тому, что у Жужи теперь появился друг — мальчик, с которым можно бегать, играть в мяч, быть свободным и любимым.

Соседи начали замечать изменения. Тараканы исчезли. Запах стал меньше чувствоваться. Телевизор работал уже не круглые сутки. А потом они увидели, как часто новая соседка бывает у старухи. Слухи снова поползли.

— То-то она интересовалась родственниками, — делала выводы соседка с третьего этажа. — Решила квартиру к рукам прибрать.

Её муж лишь фыркал:

— Кстати, рабочая схема. Почему мы сами не додумались?

— Ты бы за бабкой ухаживал? — саркастически спросила женщина.

— Ну, ты же тоже не спешила.

Они продолжали препираться, как обычно. Но Маше было всё равно. Для неё важнее было, чтобы Нина Фёдоровна чувствовала себя хоть чуть-чуть лучше. Что-то теплое, настоящее происходило между этими тремя людьми и одной собакой. Это было больше, чем просто помощь. Это была человечность.

Прошло почти год. Однажды Маша и Артём, как всегда, пришли к Нине Фёдоровне. Но дверь не открывалась. За дверью скулила Жужа. Сердце сжалось.

Маша позвонила в скорую, а потом — Льве. Он приехал быстро, опередил даже медиков. Когда врачи собирались уйти, заявив, что без полиции ничего не сделать, Лев уверенно сказал:

— Пять минут.

Через три минуты он уже открыл дверь — через балкон. Жужа выскочила и бросилась к Артёму, радостно виляя хвостом. Лев коротко посмотрел на Машу:

— Идите домой. Погуляйте. Я всё улажу.

Маша поняла. Нина Фёдоровна ушла. Без боли, без шума, без лишних слов. Так, как, наверное, сама бы хотела.

Дома Артём играл с Жужей, как ни в чём не бывало, и вдруг спросил:

— А почему мы не отвели Жужу обратно к бабе Нине?

Маша присела рядом, погладила сына по голове:

— Потому что теперь Жужа будет жить с нами. А бабе Нине больше не будет скучно. Она уехала. Туда, где ей хорошо.

Лев пришёл поздно вечером. Обещал взять организацию похорон на себя. Нина Фёдоровна давно ему доверяла, и он сдержал слово.

А соседи тем временем следили за квартирой. Ждали наследников. Ждали, кто же получит заветные метры. И вот — объявилась. Наследницей стала Маша . Старушка, оказывается, заранее оформила документы, передав всё участливой соседке.

Той ночью, прибираясь в квартире, Маша услышала, как за стенкой очередной раз ссорятся соседи. Они обвиняли друг друга, что не догадались «позаботиться» о бабке вовремя. Маша улыбнулась. Не из злости, а с грустной благодарностью к жизни, которая научила её видеть людей. Не врагов, не проблем, не неудобств — просто людей , нуждающихся в помощи.

Она приняла решение: квартиру продаст. Она счастлива, ведь рядом Лёва, Артём и Жужа. И теперь они — настоящая семья.