Я бepeмeннa oт твoeгo мужeнькa! Ocвoбoждaй жилплoщaдь! – выcкaзaлacь cecтpa
Небо за окном было затянуто плотной пеленой туч, сквозь которые с трудом пробивался тусклый свет угасающего дня. Капли дождя, одна за другой, с упорством отбивали на стекле заунывную мелодию, которая странным образом вторила тревожному стуку в груди молодой женщины. София стояла, прислонившись лбом к холодной поверхности, и наблюдала, как водяные струйки, сливаясь в причудливые узоры, напоминают беззвучные слезы. Именно такие слезы она проливала всего несколько дней назад, когда раздался тот самый, навсегда врезавшийся в память телефонный звонок, изменивший всё.
Ее пальцы, длинные и изящные, судорожно сжимали деревянный выступ подоконника, будто в нем заключалась единственная опора в этом внезапно пошатнувшемся мире. Известие о том, что ее супруг, Марк, попал в реанимацию после автомобильного происшествия, повергло ее в состояние глухой, немой паники. Врачи замялись с прогнозами, разводили руками, говоря об отсутствии гарантий. Марк находился в искусственно вызванном сне, и ни один из светил медицины не брался предсказать, вернется ли он когда-нибудь к реальности, в которой его так ждали.
Городская панорама за стеклом, обычно такая живая и динамичная, теперь казалась безрадостной декорацией, серой и безразличной к человеческому горю. Фигуры прохожих, торопливо бегущих под зонтами, расплывались в глазах Софии в одно сплошное, мутное пятно. Еще одна предательская капля влаги скатилась по ее щеке, но она тут же, с почти злой решимостью, смахнула ее тыльной стороной ладони. Быть слабой сейчас она не позволяла себе. Одиночество, внезапно нагрянувшее и поселившееся в этих стенах, стало ее постоянным спутником. Казалось, весь мир отстранился, оставив ее наедине с ее страхами. Но ее собственные терзания были ничтожны по сравнению с тем, что переживал сейчас Марк. Если бы существовал способ обменять ее благополучие на его здоровье, она бы, не задумываясь, согласилась. Годы, проведенные вместе, три года, наполненных смехом, совместными планами и тихим вечерним уютом, не могли просто так подойти к концу. Этому не суждено было случиться.
«Если ты меня слышишь, где бы ты ни был, пожалуйста, дай ему сил. Пожалуйста, позволь ему остаться со мной», — прошептала она в тишину комнаты, обращая свой взор к полной луне, которая, разорвав пелену облаков, царственно возлегла на небесном троне.
Внезапный, настойчивый стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Мысль игнорировать визитера была соблазнительной. Вероятно, это соседка с очередной мелкой просьбой или навязчивый продавец. Однако стук повторился, еще более упрямый и требовательный. София с неохотой оттолкнулась от подоконника и медленно побрела в прихожую. Апатия, тяжелое и липкое чувство, стала ее новой нормой, и лишь одно-единственное известие из больницы могло вытащить ее из этой трясины отчаяния.
На пороге стояла Вероника, ее сводная сестра. Девушка сияла уверенной улыбкой, крепко сжимая ручку компактного чемоданчика. Она игриво вздернула подбородок, изучая лицо сестры взглядом, полным ожидания и какого-то скрытого торжества.
«Вероника? Что ты здесь делаешь? И с вещами?» — голос Софии прозвучал хрипло и отчужденно.
«А где же мне еще быть? Я пришла туда, где имею полное право находиться», — парировала Вероника, без приглашения переступая порог и с деловым видом осматривая квартиру. Сбросив мокрый плащ на вешалку, она с легким вздохом облегчения опустила чемодан у ног. «Погода просто ужасная. Я промокла до нитки, пока добиралась. Не предложишь чашку горячего чая?»
«Повторяю свой вопрос. Я не помню, чтобы приглашала тебя», — София не сдвинулась с места, чувствуя, как внутри нее нарастает тревога.
Вероника была дочерью женщины, на которой женился их отец спустя годы после смерти матери Софии. Как в дурном романе, новая жена отца не питала к падчерице теплых чувств, а Вероника с ранних лет усвоила, что ее собственная дочь всегда в приоритете. София никогда не настаивала на близости, принимая эту дистанцию как данность.
«Милая, мне не требуется твое персональное приглашение. Видишь ли, ситуация несколько изменилась. Я жду ребенка. И отец этого ребенка — твой муж. Так что, полагаю, тебе стоит начать собирать свои вещи. Я и мой будущий сын имеем на это жилье куда больше прав, чем ты».
Слова повисли в воздухе, тяжелые и нереальные, словно обрушившиеся с неба камни. София почувствовала, как пол уходит из-под ног.
«Что?.. Что ты несешь? Как ты можешь говорить такое сейчас? Ты пользуешься тем, что он не может тебе ответить?»
Острая, жгучая обида подступила к горлу. Разве в людях не осталось ничего святого? Как можно наносить такой удар человеку, который и так находится на краю пропасти? Марк никогда, ни за что не смог бы на такое пойти. В этом София была уверена так же, как в том, что солнце взойдет утром.
«Пфф… Я, конечно, не ожидала, что ты сразу же примешь все на веру. Ты всегда была слепцом, не желающим видеть то, что происходит прямо перед носом. Мы с Марком уже полгода встречаемся тайком, а ты продолжала витать в своих розовых облаках. Он собирался подать на развод. Его мама, Ирина Викторовна, в курсе всего. Она полностью на моей стороне и безумно счастлива, что у нас с Марком будет малыш. А ты… что ты? Пустое место. Даже за три года не смогла подарить ему наследника».
Они с Марком сознательно откладывали рождение детей, желая сначала пожить для себя, укрепиться в карьере. «Дети — это величайшая ответственность, мы должны быть к ней готовы», — часто говорил он. И теперь эта фраза, вывернутая наизнанку, звучала из уст сестры как самое страшное оскорбление. Рука сама потянулась дать Веронике пощечину, но София сдержала порыв. Она не собиралась опускаться до ее уровня.
«Ирина Викторовна… знает об этом? Почему же она ничего мне не сказала?»
Вероника лишь презрительно фыркнула, доставая из сумочки телефон. Она быстрыми движениями набрала номер и, приложив аппарат к уху, сладким голосом произнесла: «Мама, это я. София отказывается верить мне. Объясните ей, пожалуйста, что ей не место в доме моего будущего мужа. Марк сейчас не может сам ее выпроводить, но вы же знаете о наших планах. Куда я пойду в таком положении?»
С самодовольной улыбкой Вероника протянула телефон Софии. Та услышала холодный, металлический голос свекрови. Ирина Викторовна говорила четко и безапелляционно, требуя, чтобы невестка немедленно оставила квартиру и не усложняла и без того тяжелую ситуацию.
«Когда мой сын придет в себя и начнет восстановление, ему не понадобятся лишние стрессы. Реабилитация — процесс долгий и трудный. Прояви благородство, оставь его и освободи жилье. Вероника ждет его ребенка. Она станет его законной супругой».
Марк был все еще между жизнью и смертью, а его мать уже распоряжалась его судьбой, вычеркивая Софию из списка действующих лиц.
«Я вас услышала, Ирина Викторовна. Но вы же понимаете, что эта квартира — наше совместное, нажитое в браке имущество?» — с трудом выдавила София, чувствуя, как дрожит ее голос.
«Неужели ты опустишься до такого? Основной вклад внес именно мой сын! Ты не вкладывала сюда ни копейки. Если ты действительно его любишь, уйди и не мешай ему начать все заново. Когда Марк поправится, я сама ему все объясню».
София сбросила вызов и молча вернула телефон сестре. Продолжать этот абсурдный разговор не было ни сил, ни желания.
«Уходи, Вероника. Пока Марк лично не скажет мне, что хочет развода, я никуда не уйду. Ты привыкла, что тебе все достается просто так, но на этот раз твои трюки не пройдут. Я не верю пустым словам».
«Да как ты смеешь! Речь идет о ребенке твоего мужа! Хочешь, я сделаю анализ ДНК и ты сама все увидишь?»
Честно говоря, София не хотела ничего, кроме одного — чтобы ее оставили в покое. Последние дни она существовала в каком-то пограничном состоянии, разрываясь между мольбами о выздоровлении Марка и леденящим душу страхом. Она почти не ела, не спала, проводя часы в ожидании звонка из больницы. И вместо долгожданной хорошей новости она получила этот удар ниже пояса. Другая на ее месте, возможно, сломалась бы и ушла, но София — нет. Она не была готова устраивать сцены, но и верить на слово сестре, известной своей склонностью к интригам и преувеличениям, тоже не могла. Свекровь могла быть введена в заблуждение, могла сговориться с Вероникой, чтобы избавиться от неугодной невестки. Кто знал, где здесь правда?
«Ты еще пожалеешь о своих словах! Если Марк не придет в себя, я все равно докажу через суд права моего ребенка и вышвырну тебя отсюда!»
Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом. София, наконец, позволила себе рассыпаться. Она доплелась до дивана и упала на него, беззвучно рыдая, пока волны отчаяния и неопределенности накатывали на нее, смывая последние остатки сил. Она не знала, кому верить, как жить дальше и на что надеяться. Вся ее реальность превратилась в хаос.
Прошло несколько долгих, мучительных дней. София, пытаясь отвлечься на работу, проверяла чертежи нового проекта, когда на экране телефона высветился знакомый номер больницы. Сердце заколотилось в груди. Голос в трубке был спокоен и деловит: Марк пришел в себя. Он очнулся, спрашивал о жене, но пока оставался в реанимационном отделении, и визиты были невозможны. Слезы хлынули из глаз Софии ручьем, но на этот раз это были слезы безумного, всезатмевающего облегчения. Она забыла о визите Вероники, о неприятном разговоре со свекровью. Единственное, что имело значение, — ее молитвы были услышаны.
Вечером того же дня, выйдя из офиса, София столкнулась с Ириной Викторовной. Та, казалось, поджидала ее. «Нам нужно поговорить, София», — строго сказала свекровь и, не дожидаясь согласия, направилась в сторону небольшого сквера. «Оставь моего сына. Не рушь его шанс на счастье. Они с Вероникой любят друг друга, у них скоро будет ребенок. Понимаю, тебе больно, но разве можно держать человека силой? Ты не станешь давить на него сейчас, в его состоянии?»
«Если Марк сам скажет мне, что хочет развода и подтвердит свои отношения с моей сестрой, я не стану чинить препятствий», — четко, по слогам, произнесла София.
Ей до смерти надоело, что все вокруг, даже не поговорив с Марком, решали его судьбу и пытались выставить ее назойливой помехой. Она не могла поступить так просто. Хотя бы из уважения к тем годам, что они прожили вместе, она должна была посмотреть ему в глаза. И если уж расставаться, то сделать это достойно, без гнева и проклятий. Она не хотела ненавидеть человека, которого так любила. Боль от предательства, если оно было, будет невыносимой, но она справится. Она переживет это, если будет знать, что он счастлив.
Как только Марка перевели в обычную палату, София помчалась в больницу. Она влетела в комнату, полная надежды и страха, но встретила лишь ледяной, отчужденный взгляд. Когда она попыталась взять его руку, он резко одернул ее, будто прикосновение жены причиняло ему физическую боль.
«Я хочу развестись», — произнес он ровным, бесстрастным тоном, без предисловий.
«Р-развод? Значит… ты все для себя решил?» — голос Софии предательски дрогнул. Готовность к худшему не смягчила удара. Острая боль пронзила грудь, сдавила горло.
«Да. Я все обдумал. Хочу, чтобы мы развелись как можно скорее».
«Значит, она не врала? Вы и правда… все это время были вместе? И она ждет твоего ребенка?»
В глазах Марка мелькнуло мгновенное удивление, даже растерянность. Он нахмурился, но через секунду его лицо снова застыло маской безразличия.
«Она? О ком ты?»
«О Веронике… Или у тебя их было так много, что ты не помнишь?» — в ее словах прозвучала непривычная для нее самой горечь.
«Это не имеет никакого значения. Я сказал, что хочу развод. И на этом точка. Никаких объяснений я тебе не обязан».
София молча кивнула. Она ждала подтверждения от него — и получила его. Она надеялась на какую-то теплоту, на попытку смягчить удар, но эта ледяная стена была хуже любой брани. Развернувшись, она вышла из палаты и медленно побрела по длинному больничному коридору, не видя ничего перед собой. И тут ее слух уловил обрывки тихого, но вполне различимого разговора двух дежурных медсестер.
«Бедняжка… а она ведь так и не узнала всей правды. Он же строго-настрого запретил доктору говорить, что, скорее всего, останется прикован к инвалидному креслу. Говорит, не хочет ломать молодой жене жизнь. Вот и отталкивает ее, представляешь? А каково ему самому?.. Зачем люди так поступают? Она ведь имела право сама решать, готова ли пройти этот путь с ним».
София замерла на месте, а медсестры, заметив ее, смущенно разошлись по кабинетам. Неужели они говорили о них с Марком? Теперь его удивление при упоминании Вероники обретало новый, страшный смысл. Он не стал отрицать измену, но и не подтвердил ее. Он требовал развода, чтобы… не быть обузой? Этот глупец, этот самонадеянный глупец!
София резко развернулась и быстрыми шагами вернулась в палату. Марк лежал, уставившись в потолок, и его глаза были красны от сдерживаемых эмоций.
«Ты решил все за меня?» — тихо, но твердо спросила София, подходя к самой кровати. «Как ты посмел? Ответь честно только на один вопрос: ты изменял мне?»
Марк сжал губы, а затем медленно, с огромным усилием, покачал головой. «Нет. Не представляю, что и зачем выдумала твоя сестра, но я никогда не был с ней. Ни с ней, ни с кем-либо другим. Но это ничего не меняет. Я хочу развода. Ты даже не представляешь, какое будущее тебя ждет рядом с калекой».
«Я готова была достать тебя из-под земли, когда ты был в коме! Думаешь, меня испугает твое нынешнее состояние? Я никуда не уйду. Мы справимся со всем. Со всем, ты слышишь меня? Вместе».
Спустя полтора месяца Марка выписали из больницы. София, осторожно катя инвалидное кресло, гуляла с ним по парку. Она смотрела на его профиль, освещенный мягким осенним солнцем, и улыбалась. Она была счастлива, что он жив, и верила, что они приложат все силы, чтобы он снова встал на ноги. А если и нет… она ни на секунду не пожалеет о своем выборе. Она будет рядом. В горе и в радости, в болезни и в здравии.
Однажды они случайно столкнулись с Вероникой. Та бросила на них колкий, полный зависти взгляд, но София даже не остановилась. Выяснять, зачем была затеяна вся эта ложь, не имело смысла. Позже Ирина Викторовна, краснея от стыда, объяснила, что Вероника сумела убедить ее в романе с Марком, играя на ее желании видеть внука. Свекровь принесла Софии искренние извинения. Оказалось, Вероника была так уверена в успехе своей аферы, что даже не сомневалась: если Марк не выживет, она подделает тест ДНК и докажет свои права на наследство. Но ее план рухнул.
Марк был бесконечно благодарен жене за ее стойкость и верность. Он просил прощения за свою попытку оттолкнуть ее, за свое малодушие, и клялся, что ради нее он найдет в себе силы бороться дальше.
Реабилитация продвигалась медленно, день за днем, через боль и отчаяние. Но Марк не сдавался. А когда София, сияя, сообщила ему, что у них будет ребенок, его глаза загорелись новым, невероятно сильным огнем. Теперь у него был величайший стимул в жизни. Настоящее чувство, прошедшее через мрак и отчаяние, способно преодолеть любые преграды. Оно не боится ни молчаливых страданий, ни злых языков, ни грядущих испытаний. Оно просто есть, и это — главное.
0 коммент.:
Отправить комментарий