— Нa кoгo ты cтaлa пoхoжa? Нe дaмoчкa, a гopa, — пpoизнёc мужeнёк, кoгдa cупpугa poдилa двoйню

— Нa кoгo ты cтaлa пoхoжa? Нe дaмoчкa, a гopa, — пpoизнёc мужeнёк, кoгдa cупpугa poдилa двoйню

Со стороны семья Волковых казалась настоящим воплощением мечты, тем самым идеалом, к которому стремятся многие, но достигают лишь единицы. Просторная, залитая светом четырёхкомнатная квартира в престижном районе, где каждая вещь лежала на своём месте, словно музейный экспонат. Новая, блестящая иномарка, припаркованная у подъезда, вызывала лёгкую зависть соседей. Престижная, высокооплачиваемая работа у мужа Дмитрия, о которой он говорил с придыханием, и чудесная, улыбчивая годовалая дочурка Мирослава, ради которой, казалось, и затевалось всё это великолепие. Казалось, сама жизнь улыбается этой семье, одаривая их своими самыми щедрыми дарами.

Софии тоже иногда, в редкие минуты затишья, когда дочка засыпала у неё на руках, казалось, что они достигли того самого счастья, о котором пишут в глянцевых журналах. Правда, в глубине души теплилась тихая, но настойчивая надежда, что супруг станет чуть более участливым, будет проводить с ней и дочерью не только остатки своего времени и сил, но те самые драгоценные минуты, которые и складываются в общую память семьи. Однако любые её робкие попытки завести об этом разговор Дмитрий пресекал на корню, словно назойливую муху.

— София, дорогая, ты же видишь, я полностью погружён в работу! — произносил он своим ровным, убедительным голосом. — Взгляни правде в глаза, я не какой-нибудь рядовой сотрудник, который трудится за скромное вознаграждение и возвращается домой с первыми звёздами. Для того чтобы поддерживать наш текущий уровень жизни, наш комфорт и наше благополучие, мне необходимо прикладывать титанические усилия. Я работаю не покладая рук, забывая о личных интересах. Поэтому, будь умницей, не взваливай на мои плечи дополнительные сложности. В конце концов, материнство — это естественное состояние для женщины. Миллионы других справляются с этой задачей, находя в себе силы и ресурсы. Чем ты хуже них?

Дмитрий произносил свою очередную пространную речь, нежно прикасался губами к её волосам и решительно удалялся в свой домашний офис, плотно закрывая за собой дверь, словно отгораживаясь от всего мира.

«Наверное, он действительно прав, — размышляла про себя София, укачивая дочь, — другие же как-то справляются, находят в себе силы, не жалуются и не просят о помощи. Значит, и я должна суметь, я обязана соответствовать».

Спустя год после появления на свет Мирославы София лишь начала потихоньку возвращаться к своему прежнему состоянию, выходя из тумана бессонных ночей. Девочка с рождения была очень чувствительной, с трепетной нервной системой, и матери приходилось разрываться между уходом за ней и домашними хлопотами, а сон её был коротким и прерывистым, словно у солдата на передовой. Супруга она старалась лишний раз не беспокоить, взваливая все заботы на свои хрупкие плечи. И вот, в один из совершенно обычных вечеров, Дмитрий неожиданно заговорил о своём давнем желании.

— Мне бы очень хотелось продолжить род, обрести наследника, — заявил он жене, вернувшись с работы и удобно расположившись в кресле. — Девочка, безусловно, это огромное счастье, но каждой семье нужен мальчик, продолжатель фамилии! Вот, смотри, наши соседи, семья Беловых, недавно стали родителями замечательного малыша, теперь их жизнь обрела новый, совершенно иной смысл.

— Дмитрий, ты серьёзно? О каком сыне может идти речь? — опешила супруга, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Я только начала приходить в себя после рождения Мирославы, мой организм ещё не восстановился полностью. Дай мне, пожалуйста, хотя бы немного времени, чтобы прийти в норму, набраться физических и моральных сил.

— Странно слышать такие слова, мне казалось, вы, женщины, созданы природой именно для того, чтобы дарить жизнь, поддерживать уют в доме. С чего это тебе вдруг понадобилось приходить в норму? Разве ты перенесла какое-то серьёзное заболевание? Нет. Материнство — это ведь не недуг, а величайшая радость, дарованная свыше. А я, если честно, не вижу в тебе этой светлой радости. Возможно, мне стоит обратить внимание на тех, кто с готовностью и восторгом подарит мне сына?

Внутри у Софии всё похолодело и сжалось в тугой комок от этих несправедливых, колких слов супруга, но она мысленно представила себя одну, без поддержки, с маленьким ребёнком на руках, и её охватил настоящий, животный страх перед неизвестностью и одиночеством.

— Дмитрий, милый, я ведь не говорю о категоричном отказе, я просто прошу немного отсрочки, — женщина смотрела на мужа умоляющим, полным надежды взглядом.

— О чём может идти речь? В конце концов, и Мирославе нужен будет товарищ для игр, братик станет для неё лучшим подарком. Я сам вырос единственным ребёнком в семье и прекрасно знаю, как порой бывает одиноко и тоскливо без брата или сестры. Или подумай сама, вокруг полно женщин, которые были бы счастливы оказаться на твоём месте.

— Хорошо, — сдавленно выдохнула София, чувствуя, как в её душе что-то безвозвратно ломается.

Она перестала принимать прописанные врачом препараты, и через некоторое время с трепетом и волнением осознала, что ждёт ребёнка. Сердце её сжималось от противоречивых чувств — и от радости, и от неподдельного, всепоглощающего страха.

— Поздравляю вас, будущая мамочка, у вас будет двойня! — проведя специальным датчиком по животу Софии во время ультразвукового исследования, врач оторвалась от монитора и внимательно посмотрела на свою побледневшую пациентку.

— Как, двойня? — прошептала та, чувствуя, как мир вокруг поплыл и закружился.

— Вы что, не рады такому известию? — доктор пристально всмотрелась в лицо Софии, пытаясь прочитать её подлинные, сокровенные эмоции.

— Конечно, рада, безмерно рада, — натянуто улыбнулась беременная женщина, чувствуя, как дрожат уголки её губ. — Это так неожиданно, я просто не готова к такой новости.

Беременность протекала чрезвычайно тяжело, будто сама природа испытывала её на прочность. Сильнейший, изматывающий токсикоз, который не отпускал ни на минуту, сильные отёки, делающие каждое движение мучительным. Со стороны супруга не было ни малейшей поддержки, если не считать покупки дорогих витаминных комплексов, подгузников для старшей дочери и для будущих наследников. Со стороны это могло выглядеть как проявление заботы и внимания. Но по ночам, когда София не могла сомкнуть глаз от ноющей боли в спине, супруг лишь раздражённо поворачивался на другой бок, ворча на то, что она не даёт ему нормально отдохнуть после тяжёлого трудового дня. Когда её мутило в уборной, он просто прибавлял громкость телевизора, а когда она выходила оттуда бледная, с тёмными кругами под глазами от хронического недосыпа, он лишь молча поджимал губы и смотрел на неё с нескрываемым раздражением.

О том, что на свет появятся мальчики, София узнала во время второго планового скрининга.

— Ну вот, теперь я смогу с гордостью смотреть в глаза всем знакомым, — радостно потирал руки Дмитрий. — Два мальчика, да ещё и близнецы, это ж надо так постараться! Вот это я понимаю — настоящий стратегический успех! Ай, да молодец!

Создавалось полное впечатление, что в зачатии этих детей не было ни капли её участия, будто она была лишь сторонним наблюдателем в этом важном процессе.

Близнецы появились на свет путём кесарева сечения и с самого начала отказались от грудного вскармливания. Для Софии начался самый настоящий адский период в её жизни: бесконечные бутылочки со смесями, горы пелёнок, постоянные колики, ночи без сна с младенцами на руках. А ведь нужно было находить время и силы и для старшей дочери, которая остро нуждалась в материнском внимании и ласке. Супруг полностью устранился от всех забот, заявив, что он невероятно устаёт на своей ответственной работе. Приходя домой, он лишь механически здоровался с детьми и надолго запирался в своём кабинете, считая, что его миссия в этом доме полностью выполнена.

София буквально разрывалась на части, её ресурсы были на исходе. Она не успевала сделать не только все необходимые дела по дому, но порой у неё не хватало времени даже на то, чтобы просто почистить зубы или принять душ. О нормальном, полноценном, непрерывном сне она давно забыла, как о чём-то недостижимом и фантастическом. В течение дня ей часто было некогда нормально поесть, она перехватывала куски на бегу. После первых родов она немного поправилась, а после рождения близнецов её тело изменилось ещё сильнее, набрав дополнительные килограммы.

Единственным доступным утешением и источником fleeting радости для неё стала еда. София бессознательно заедала свой колоссальный стресс, душевную боль и накопившуюся физическую усталость. Ночные визиты к холодильнику или те редкие минуты затишья, когда дети наконец-то засыпали, давали о себе знать незамедлительно. Шоколадные батончики, бережно спрятанные в дальнем углу шкафа, пирожные и печенье, которые она поглощала в огромных количествах, давали лишь иллюзию временного облегчения, короткую передышку.

Каждый раз, случайно взглянув на своё отражение в зеркале, она с всё большим внутренним содроганием начинала презирать себя, свою слабость и безвольность. Килограммы и сантиметры прибывали с пугающей, невероятной скоростью, меняя её тело до неузнаваемости. София всё чаще стала замечать в глазах супруга не просто раздражение, а самое настоящее, нескрываемое отвращение, которое больно ранило её в самое сердце.

Однажды, когда один из близнецов расплакался и долго не мог успокоиться, а следом за ним, как по команде, начал кричать его брат, Дмитрий с шумом вышел из своего кабинета. София на мгновение позволила себе надеяться, что супруг сжалится над ней и поможет успокоить детей, но он лишь стоял посреди комнаты и смотрел на неё с ледяным презрением.

— Долго ещё будет продолжаться этот оглушительный концерт? Ты что, совсем не можешь справиться с двумя младенцами? Кто ты после этого — мать или просто посторонний человек в этом доме? Ты хоть отдаёшь себе отчёт, что вы всем своим коллективом мешаете мне сосредоточиться на важной работе! Мне порой начинает казаться, что я связал свою жизнь с беспомощным, аморфным существом, которое только и умеет, что поглощать пищу.

София не нашлась, что ответить. Она молча, автоматически укачивала сыновей на руках, беспомощно уставившись в одну точку на стене, чувствуя себя абсолютно разбитой и опустошённой.

— Боже правый, на кого ты стала похожа?! — не выдержал Дмитрий, с нескрываемой брезгливостью окидывая взглядом её сальные, давно немытые волосы, расплывшуюся фигуру в стареньком халате, серую, уставшую кожу лица. — В тебе не осталось ни капли былой женственности, ни грамма прежнего очарования.

Он презрительно, свысока посмотрел на неё и, громко хлопнув дверью, снова скрылся в своём кабинете, оставив её наедине с детьми и своими горькими мыслями.

В квартире воцарилась гробовая, звенящая тишина. Даже дети, словно почувствовав неладное, внезапно притихли, затаив дыхание. София, аккуратно уложив близнецов в кроватку, на автомате подошла к большому зеркалу в прихожей.

«Беспомощное, аморфное существо», — набатом, снова и снова отзывались в её сознании жестокие слова супруга. Горячие слёзы обиды и унижения подступали к горлу, мешая дышать. София не видела ни малейшего просвета в этой бесконечной туннели усталости и отчаяния, не знала, как ей выбраться из этого кромешного ада, в который превратилась её жизнь.

Но один, казалось бы, самый обычный случай, кардинально изменил всё течение её жизни. Был самый заурядный, ничем не примечательный день. Измотанная очередной бессонной ночью и бесконечными коликами у близнецов, София с трудом выкатила на улицу тяжёлую двойную коляску, одновременно крепко держа за руку непоседливую Мирославу. Дочь капризничала, упиралась и не желала идти рядом, вырывая руку. Близнецы, недовольные теснотой и тряской, заливались громким, пронзительным плачем. София уже была готова сама разрыдаться вместе с ними от беспомощности и накопившейся усталости, но в этот самый момент её взгляд случайно упал на окно первого этажа одного из старых, но ухоженных домов.

Шторы на окне не были задернуты, и она отчётливо, как на сцене, увидела внутри молодую женщину, кормящую из бутылочки маленького ребёнка. На полу, у её босых ног, сидели мужчина и маленькая девочка, лет четырёх. Мужчина, держа в руках яркую детскую книжку с картинками, что-то увлечённо и эмоционально показывал малышке, а та, затаив дыхание, внимательно слушала его, широко раскрыв глаза. Женщина тоже слушала и тихо улыбалась, изредка вставляя свои комментарии. Заметив, что кормление подошло к концу, мужчина нежно поцеловал дочку в макушку, легко поднялся с пола и бережно забрал у матери малыша. Та с безмерной благодарностью и нежностью посмотрела на него, и снова на её лице расцвела светлая, счастливая улыбка. Боже, с какой безграничной нежностью и теплом он смотрел на свою явно располневшую после родов супругу, бережно прижимая к груди их ребёнка! У Софии внутри всё перевернулось и защемило, дыхание перехватило от внезапно нахлынувших чувств. Дмитрий никогда не смотрел на неё с такой теплотой и принятием, даже тогда, когда она была стройной, ухоженной и полной сил.

Мать троих детей смотрела на эту трогательную сцену чужого, но такого настоящего счастья и вдруг с пронзительной ясностью осознала, что вот оно — та самая, настоящая жизнь, где всё делят пополам: и усталость, и радости, и бессонные ночи, и счастливые улыбки. Где тебя любят и принимают такой, какая ты есть, здесь и сейчас, не костерят за появившиеся растяжки, за лишние килограммы и лицо без косметики, а целуют и обнимают просто за то, что ты есть, что ты — это ты.

В этот момент близнецы подняли ещё более оглушительный рёв, Мирослава, поддержав братьев, тоже начала громко хныкать, и мужчина из той семьи, видимо, услышав этот хоровой плач за окном, подошёл, чтобы задернуть штору. Но прежде чем сделать это, он заметил Софию. Растрёпанную, измученную, с помутневшим взглядом, разрывающуюся между тремя детьми. В его взгляде не было ни капли раздражения, ни брезгливости, ни высокомерного презрения. В его глазах читалась лишь глубокая, искренняя жалость и неподдельное, человеческое сочувствие. А ещё Софии на мгновение показалось, что уголки его губ дрогнули в коротком, но очень ободряющем подбадривающем подобии улыбки.

Вернувшись домой, она снова, уже в который раз, подошла к большому зеркалу в прихожей и внимательно, по-новому, посмотрела на своё отражение.

— Во всём виновата только я сама, — тихо, но с неожиданной твёрдостью проговорила она своему отражению, и в её голосе впервые за долгое время прозвучали не слезы, а решимость.

Внутри у неё что-то окончательно и бесповоротно сломалось, перевернулось. Не стало больше того гнетущего страха перед одиночеством, не было прежнего всепоглощающего стыда за свою неухоженность и изменившуюся фигуру. Их место заняла холодная, кристально чистая решимость, как у человека, внезапно увидевшего единственно верный путь. Она достала телефон и набрала номер своей матери. Нет, ей и раньше никто не отказал бы в помощи, просто она сама никогда не просила, слишком сильно боясь разрушить тщательно создаваемый для всех образ идеальной семьи и безупречного, благополучного брака.

Пока любящая бабушка с радостью возилась с внуками, София, наконец-то, смогла принять долгую, спокойную ванну. Но не так, как это бывало раньше — быстро ополоснуться под душем, а по-настоящему понежиться в тёплой воде с ароматной пеной, чувствуя, как напряжение потихоньку покидает её тело. После ванны она не спеша нанесла на всё тело душистый, нежный лосьон, с наслаждением закуталась в мягкий, пушистый махровый халат, спокойно, не торопясь, выпила на кухне чашку горячего ароматного чая, впервые за долгие месяцы почувствовав себя не загнанной, обессиленной лошадью, а человеком, женщиной, которая имеет право на отдых и личное пространство.

С того самого переломного дня она твёрдо решила отказаться от ночных походов к холодильнику. Она без сожаления выбросила весь тот «пищевой мусор», как презрительно называл Дмитрий её запасы сладостей и выпечки.

— Ты, что, вдруг решила встать на путь исправления, села на строгую диету? — усмехнулся Дмитрий, видя её новые, решительные действия. — Поздно, дорогая, теперь тебя уже ничего не спасёт. Как была бесформенной и непривлекательной, так такой и останешься до конца своих дней. Мне даже смотреть на тебя противно, честно говоря.

Но слова супруга больше не имели над ней никакой власти, не ранили её в самое сердце, не заставляли плакать в подушку. Она смотрела на него совсем другими, новыми глазами: в них не было ни прежней любви, ни острой ненависти, лишь полное, ледяное равнодушие и непреодолимая душевная пропасть.

— Ты своего рода психологическим шантажом выпросил у меня этих сыновей, — как-то раз за ужином сказала она Дмитрию абсолютно ровным, бесстрастным голосом. — Своей цели ты добился, ты получил то, чего так страстно желал. На этом наши с тобой супружеские отношения можно считать исчерпанными, отныне они носят исключительно деловой, формальный характер и касаются только вопросов воспитания наших общих детей. Я намерена начать процедуру расторжения нашего брака.

Дмитрий ожидал чего угодно: потоков слёз, громких истерик, униженных мольб и просьб дать ещё один шанс. Но ничего этого не последовало. Перед ним сидела совершенно незнакомая ему София: холодная, собранная, расчётливая и невероятно решительная, как полководец перед решающим сражением.

Прошёл ещё один год. Малыши-близнецы подросли и начали посещать детский сад. София снова стояла у того самого большого зеркала в той же самой, но теперь такой просторной и светлой квартире. Она всё ещё была женщиной с формами, далёкой от модельных стандартов, но теперь её тело было подтянутым и упругим благодаря регулярным, пусть и коротким, тренировкам, кожа сияла здоровьем, стильная, короткая стрижка обрамляла лицо, лёгкий, умелый макияж и грамотно подобранная одежда, скрывающая недостатки и подчёркивающая достоинства, до неузнаваемости изменили её. Женщина с лёгкой, спокойной улыбкой смотрела на своё отражение, а оно, уверенное и счастливое, улыбалось ей в ответ. София твёрдо решила вернуться к профессиональной деятельности и как раз собиралась на важную встречу с потенциальным работодателем. Жизнь, которую она когда-то похоронила под грудой подгузников и чужих амбиций, снова заиграла для неё новыми, сочными, невероятно яркими красками.

Дмитрий, после недолгих раздумий, оставил бывшей супруге и детям просторную квартиру, исправно и без задержек выплачивал значительные алименты, а по выходным с удовольствием водил всех троих детей в парк аттракционов, на детские спектакли и в музеи, открывая для себя радость отцовства заново.

Их некогда «идеальный, безупречный брак» рухнул в одночасье, как карточный домик от лёгкого дуновения ветра. Получив желанных сыновей, наследников, Дмитрий в итоге потерял всё, к чему так страстно и упорно стремился — ту самую видимость семьи, а София, пройдя через все испытания, обрела, наконец, ту самую желанную свободу и неотъемлемое право дышать полной грудью, не краснея за своё собственное существование и не оправдываясь за него ни перед кем.