ТAНEЦ НAД ТPEЩИНAМИ CУДЬБЫ

ТAНEЦ НAД ТPEЩИНAМИ CУДЬБЫ

Варваре было без пяти минут сорок пять, когда её аккуратно выстроенный мир дал трещину, похожую на удар молнии по хрустальному куполу. Треснул он не внезапно, нет. Сперва было едва слышное позвякивание, потом — тончайшая паутинка, которую она старательно не замечала, оттирая до блеска раковины и вымывая окна до идеальной прозрачности. А потом её муж, Пётр Максимович, человек безупречных манер и выдержанного, как дорогой коньяк, голоса, ощутил тот самый предательский укол «беса в ребро».

Он сделал всё как по инструкции для интеллигентного человека, попавшего впросак между долгом и страстью. Пришёл домой раньше обычного, когда за окном еще золотилась майская пыль, застиранная солнцем. Не снял пальто, а прошёл в гостиную, где Варвара зашивала подол платья их дочери Светланы.

Он мял в бледных, худых, удивительно беспомощных пальцах свою изящную фетровую шляпу. И сознался. Говорил тихо, отчеканивая каждое слово, будто читал доклад на скучной конференции. Говорил, что встретил другую женщину. Что его чувства, увы, взаимны. И что, будучи человеком чести, он не может продолжать обманывать её, Варвару.

Квартиру он оставляет им со Светочкой. Сам же снимает жильё неподалёку, в соседнем квартале — там как раз есть хороший вариант.

Варвара не подняла на него глаз, делая мелкий, точный стежок. Игла блеснула в луче закатного света.

— А что, твоя любовь к себе тебя не позовёт? — голос её прозвучал удивительно ровно, лишь с лёгкой, знакомой им обоим ядовитой ноткой. — Приезжая, что ли?

Признание мужа не стало для неё громом среди ясного неба. Она давно уже спала под одеялом из его молчаливой отстранённости, и холод проникал до самых костей.

— Она пока тоже не свободна, — ещё тише проговорил Пётр Максимович, отводя взгляд в сторону книжного шкафа. — Живёт с мужем и сыном.

— О-о! — Варвара наконец оторвалась от шитья, и её глаза, серые и усталые, встретились с его растерянными. — Так ты у нас ещё и разрушитель семей! Классно. Добавка к образу.

— Ну, зачем ты так, Варенька… — Он вздохнул, поймал себя на этом жесте и с видимым усилием надел шляпу, будто водружая на голову каменный венец. — Её сын уже взрослый, у него своя жизнь. И я… я не разрушитель. Всё сложилось само собой.

— А о Светке нашей ты подумал? — спросила она, и игла снова резко рванулась вперёд.

Лицо Петра дрогнуло. — Светочке, ради Бога, пока ничего не говори! — прошептал он, и в этом шёпоте вдруг прорвался неподдельный, животный страх. — Я сам… я как-нибудь подготовлю её, объясню…

— А, ну да, ну да… — устало бросила ему вслед Варвара, но дверь уже захлопнулась, отсекая его от их прежней жизни.

«Ну вот. И со мной это случилось. Банально, предсказуемо и очень больно», — промелькнуло в голове. Она отложила платье, бережно воткнула иголку в подушечку и пошла на кухню. Руки сами собой нашли губку, моющее средство. Она отдраивала уже сияющие тарелки, полировала стеклянные бокалы, выскабливала до скрипа раковину. Квартира лоснилась, сверкала, блестела холодной, бездушной чистотой. Но некому было это оценить.

К ужину в миске размораживалась рыба — горбуша, которую любил Пётр. Зачем? Он не придёт. А Светочка сегодня ночует у подруги Ксюши — они вплотную готовятся к поступлению, зубрят формулы и даты. Готовить для себя одной Варвара не стала. Не хотелось. Аппетита не было вовсе. Она завороженно смотрела, как с рыбины медленно скатываются капли-слёзы, потом резко схватила холодный, скользкий комок, сунула в пакет и забросила в дальний угол холодильника.

Мысленно она вернулась к недавним событиям. Всего несколько месяцев назад она, сжав трубку телефона, утешала свою лучшую подругу Нину. У той от обширного инфаркта скоропостижно скончался муж. Варвара тогда делала всё: сидела ночами, готовила, разбирала бумаги, молча держала за руку, пока Нина рыдала в подушку. Возвращала её к жизни.

«Всё-таки пусть лучше так, чем как у Нинки», — мелькнула крамольная, чёрствая мысль. Ей стало стыдно. Варвара заставила себя встать, накинуть лёгкий кардиган и выйти на улицу.

Недалеко от дома текла неспешная, широкая река. Варвара вышла на набережную и вдохнула полной грудью влажный, прогретый солнцем воздух. Она видела, как молодые родители катят коляску, как стайка подростков смеётся над чем-то своим, как седой мужчина кормит с руки наглых воробьёв. Она слышала обрывки фраз, смех, плеск воды. Но ощущение было жутковатым: будто она стала бесплотным духом, призраком, который всё видит, всё слышит, но самого его никто не замечает и не чувствует.

По набережной неспешно прогуливались пары. Особенно цепляли взгляд люди в возрасте — они трогательно, по-старомодному заботились друг о друге: поправляли шарфик, предлагали руку, делились мороженым. Глядя на них, Варвара подумала, что и она могла бы сейчас вот так же, под руку с Борей, тем самым автослесарем, маминым любимчиком. Он не читал Блока и не водил её в филармонию, зато мог за пять минут починить протекающий кран, смастерить из старого комода дачный диванчик и одной левой поднять двигатель. Мама считала это куда важнее стихов. Но тогда юной, романтичной Варе было скучно. А Пётр… Пётр знал столько всего! Говорил о звёздах, о живописи, цитировал на память целые страницы. Она слушала его, раскрыв рот, пленённая магией его эрудиции.

Небось и сейчас эта его… «не свободная»… так же слушает, затаив дыхание, а Пётр Максимович, знай себе, заливается соловьём. Горькая усмешка застыла на её губах.

Она уже собралась уходить, как вдруг взгляд её наткнулся на знакомую пару. Они шли под руку, близко-близко, слившись в один силуэт. От неожиданности у Вари подкосились ноги, и мир на секунду поплыл. Она думала, что муж увлёкся юной кисейной барышней, а это… Боже правый, это же Нина! Её Нина! Та самая, которую она отпаивала валерьянкой и удерживала от суицида всего полгода назад! Значит, это ОНА и есть та самая «несвободная»? А Пётр-то говорил о ней как о незнакомке… Шифровальщик! Лицемер!

В глазах потемнело от ярости. Кровь ударила в виски. Варвара быстрым, сбивчивым шагом, сама не осознавая, что делает, ринулась напротив них. В руках у Нины был маленький, скромный букетик жёлтых крокусов.

«Вырвать эти цветы, втоптать в грязь, заехать этой предательнице по её наманикюренной физиономии, а ему…» — мысли путались, сердце колотилось где-то в горле. Она уже почти была рядом, как вдруг сбоку её с грохотом сбил лихой велосипедист в наушниках.

Она не сразу поняла, как очутилась на грубом, пыльном асфальте. Боль пронзила колени и ладони. Сквозь порванные колготки проступала алая кровь, смешиваясь с серой пылью. В ушах стоял звон. Прохожие засуетились, кто-то ахнул, кто-то покачал головой. Кто-то протянул ей белоснежный, накрахмаленный платок. Крепкие мужские руки помогли подняться.

Велосипедист, даже не сбавив скорости, скрылся за поворотом. Мужчина, который помог ей, бережно повёл её, пошатывающуюся, к ближайшей скамейке.

— Вы в порядке? Голова не кружится? — его голос был низким, спокойным, полным искренней заботы.

— Вроде… вроде нормально, — пробормотала она, но взгляд её лихорадочно метался по толпе. Следов Петра и Нины уже не было. Сметались, испугались. Улизнули.

— Спасибо вам, — она попыталась улыбнуться, но получилась жалкая, дрожащая гримаса.

— Проводить вас до дома?

— Нет, не стоит. Я посижу, отойду, — она вытянула перед собой руки и увидела, что они предательски трясутся.

— Нет, всё же давайте я вас провожу. Ссадины нужно обработать. Мало ли что, — он говорил мягко, но настойчиво. И она, не в силах сопротивляться, позволила довести себя до подъезда. Он дал чёткие, ясные инструкции: перекись, зелёнка, ни в коем случае не мочить. Потом кивнул и собрался уходить.

— Как вас зовут, мой спаситель? — наверное, это была глупость, но спросилось само собой.

— Александр. А вас? — он обернулся, и она впервые разглядела его лицо: открытое, с лёгкой усталостью вокруг глаз и твёрдым подбородком.

— Варвара. Вашей жене крупно повезло, Александр, — сказала она, желая сделать комплимент.

Но он лишь грустно улыбнулся, махнул рукой и растворился в сгущающихся сумерках.

Дома она снова и снова прокручивала в голове тот кадр: двое самых близких людей, идущие под руку по набережной. Потом воображение, уже без её воли, стало дорисовывать продолжение: их вечер в той самой съёмной квартире… Стоп! Пётр говорил, что у его новой любви есть муж и взрослый сын. Но Нина — вдова. Детей у них не было. Зачем он соврал? Для отвода глаз? Нет… Он не был лгуном по натуре. Хотя… Может, пожалел? Пощадил её чувства? Ведь двойное предательство — это в два раза больнее.

Не в силах совладать с хаосом в душе, она, кутаясь в старый халат, накрутила телефонный диск.

Нина не брала трубку. Значит, не дома. Значит… там. У него. Варе захотелось покончить с этим кошмаром раз и навсегда. Она натянула первое попавшееся платье и, не помня себя, пошла к Нине. У неё был ключ от её квартиры — Нина оставила на случай чрезвычайной ситуации. Вот она, эта ситуация.

Варвара позвонила в дверь. Уже достала ключ, но створка сама распахнулась. На пороге стояла Нина. Она явно только что вернулась — на ногах были нарядные ботильоны, а не домашние тапочки.

— Варенька? Привет! — Нина от неожиданности отступила на шаг, глаза расширились.

— Где он? — вместо приветствия выпалила Варвара, шагнув в прихожую. — Можешь не юлить, Ниночка. Он мне всё рассказал. Всё! — она прошлёпала босыми ногами по паркету прямиком на кухню.

— Ты… ты вероятно, говоришь о своём Петре? — Нина растерянно последовала за ней. — Прости, я только сегодня случайно узнала. Мне так жаль, Варюш, я…

— Что узнала? — Варвара остановилась и впилась в подругу взглядом.

— Ну… что у Петра Максимовича появилась другая. Я правда, два часа назад, на набережной… Я бы не стала скрывать от тебя, если бы знала раньше…

— Но вы с ним шли… вместе… Цветы у тебя в руках… — голос Вари сорвался на шёпот.

— Ты подумала, что это я?! — Нина ахнула, и на её лице отразилось такое неподдельное изумление и ужас, что Варваре стало не по себе. — Варь, да ты с ума сошла! Я бы никогда! Никогда! Крокусы я купила на остановке у бабушки, я всегда у них покупаю, то зелень, то цветы… чтобы как-то поддержать. Пётр меня окликнул, догнал… он… в общем, он…

— Что? — Варвара медленно опустилась на стул.

— Просил, чтобы я… присматривала за тобой, — Нина потупила взгляд, перебирая край скатерти. — Говорил, что ты очень тяжело всё переносишь, и что ему совестно, и чтобы я… не оставляла тебя одну.

Варвара вдруг ни с того ни с сего начала смеяться. Это был нервный, надрывный, неуправляемый хохот. Она смеялась до слёз, до боли в рёбрах, до икоты.

— Присма… присматривала… Ой, не могу! — она загибалась, держась за бок.

— Варь, да ты чего? Успокойся! — испугалась Нина, налила ей стакан воды. Но Варвара продолжала хохотать, пока смех не перешёл в тяжёлые, глухие рыдания. Наконец, она, стуча зубами о стекло, сделала несколько глотков и кивнула:

— Спасибо, Ниночка. Пойду я, пожалуй.

— Нет, что ты! Останься, я чайник поставлю, чайку попьём! Я торт купила, «Вацлавский», твой любимый!

Варвара покачала головой, с трудом поднимаясь:

— Прости. Мне нужно одной. Очень нужно. Понимаешь?

Нина молча постояла в дверях, пока лифт не увёз её подругу, а потом, закрыв дверь, долго смотрела в окно на зажигающиеся огни, раздумывая, как же поддержать Варю в эту трудную минуту.

Лето пролилось бесконечными дождями. Варвара с головой ушла в работу. Она бралась за любые задания, задерживалась допоздна, выходила в выходные. Дочь уехала работать вожатой в летний лагерь, и возвращаться в пустую, выстуженную тишиной квартиру не хотелось категорически. Однажды череду хмурых, промозглых дней прервал внезапный солнечный день. Варвара была ему не рада: как раз выпал выходной, и под убаюкивающий шум дождя она могла бы спокойно понежиться в кровати. А в такую погоду сидеть в четырёх стенах было невыносимо.

Она вышла на улицу и, томясь, присела на скамейку у детской площадки. Закрыв глаза, она незаметно задремала, подставив лицо тёплому солнцу.

— Здравствуйте, Варвара! — услышала она совсем рядом.

Она открыла глаза, но солнце било прямо в зрачки, слепило, мешая разглядеть человека. Она прикрылась ладонью.

— О, Александр! Здравствуйте! — она неожиданно для себя обрадовалась, улыбнулась ему, как старому доброму знакомому.

— А я мимо проходил, гляжу, а тут вы дремлете, — он обернулся к маленькой девочке лет пяти, качающейся на качелях. — Леночка, играй тут, далеко не уходи!

— Ваша дочь? — продолжая щуриться, спросила Варвара.

— Внучка! — он рассмеялся, и его лицо сразу помолодело.

— Вы ещё слишком молоды для дедушки! — Варвара тоже рассмеялась. — Сколько же вашей дочери?

— Сын, — поправил он. — Сын у меня, Дмитрий. Ему двадцать три.

— Смело! — захлопала в ладоши Варвара. — Сейчас все карьеру строят, детей на потом откладывают.

— Да мой Димка не из таких. Влюбился в одноклассницу — и сразу в загс. В восемнадцать! А там и наша Леночка появилась. Так что я дедушка со стажем!

— Как это здорово! — её улыбка была искренней. — А ваша жена? Наверное, безумно рада внучке?

Тень пробежала по его открытому лицу.

— Да, рада, конечно, — ответил он с какой-то заминкой и поспешил сменить тему. — А вы как? Кем работаете-то?

— Я? Да всё на тех же складах. Учёт, приёмка, отгрузка. Скучно.

— Тяжело физически?

— Да нет, привыкла. Рутинная работа. Она и спасает. А сегодня вот решила витамин «Д» поймать, — она снова засмеялась, и это ощущение было удивительно приятным.

— А хотите мороженое? — неожиданно предложил Александр.

— А почему бы и нет? Не откажусь!

— Сейчас организуем! — он, словно мальчишка, подскочил и ринулся к лотку с мороженым. Вернулся с двумя брикетами «Эскимо».

— А внучке? — спросила Варвара.

— Домой пойдём — куплю. Пусть дома ест, а то здесь руки грязные, всё в песочке, — он аккуратно развернул одно мороженое и протянул ей.

— Спасибо. Вы — образцовый дедуля, — сказала она, принимая холодное угощение. — Знаете, а ваше лицо мне кажется знакомым. Вы давно в нашем городе живёте?

— Не очень. Я коренной сибиряк. Полжизни на севере прожил, вахтами. А тут сын перевез, поближе к внучке.

— И как вам у нас?

— Жарко! — он рассмеялся. — А вы? Откуда родом? — он задал вопрос, но сам взгляд его на мгновение скользнул по её правой руке. На безымянном пальце всё ещё блестело то самое, привычное обручальное кольцо. Она его даже не думала снимать.

— Я здешняя. Всю жизнь в этом городе. Никуда не выбиралась.

— А ваш муж? — спросил он осторожно.

Вопрос повис в воздухе. И Варвара, сама того не ожидая, выпалила с горькой прямотой:

— Нету у меня мужа. Сбежал. К молодой и красивой.

Александр замер с мороженым в руке. Он внимательно, пристально посмотрел на неё, как будто стараясь разглядеть что-то очень важное, и тихо, с уверенностью произнёс:

— Не может быть.

— Почему это не может? — удивилась она. — Бывает. Говорит, полюбил другую. Что поделаешь.

— Давно это? Когда это случилось-то? — в его голосе появилась какая-то странная напряжённость.

— В тот самый день… Вы помните, того нахала на велосипеде…

— Невероятно, — прошептал он. Он посмотрел на своё растаявшее мороженое и резким движением отнёс его к урне. Потом достал платок, вытер губы, хотя они были сухими.

— Что тут невероятного? Седина в бороду, бес в ребро… — пожала она плечами.

— Варвара, подождите. Я хочу вам кое-что рассказать. Только, пожалуйста, не смейтесь. Дело в том, что в тот же самый день, буквально за пару часов до нашей встречи, от меня ушла жена. Именно в тот день. Вам не кажется, что это какое-то… роковое совпадение?

— Ваша жена тоже выбрала кого-то помоложе? — удивилась Варвара.

— Нет, — он горько усмехнулся. — По-моему, он даже старше меня на год-другой. Со мной, говорит, скучно, неинтересно. А тот… тот стихи ей читает.

Варвару будто током ударило.

— А… как его зовут? Не Пётр ли Максимович? — голос её дрогнул.

— Точно! Вы его знаете? — глаза Александра расширились от изумления.

— Так это же мой муж! Ну, то есть бывший.

— Но вы сказали — к молодой. А моя Людмила… ей пятьдесят первый год пошёл.

— Ну, что вы… — щёки Вары запылали румянцем, ей стало смешно и неловко одновременно. — Она очень хорошо сохранилась.

— Леночка, не лезь на горку, ты ещё мала! — крикнул Александр внучке, а потом обернулся к Варе. — А я вот — дед. Моя жена не захотела становиться бабушкой в пятьдесят. Захотела снова стать Музой. Новой Лаурой для своего нового Петрарки. Извините за высокий штиль.

— Как это вообще возможно? — искренне возмутилась Варвара. — Вы такой… интересный мужчина! Я ничего не понимаю. Хотя, — она горько усмехнулась, — сама в такой же лодке. Значит, мы с вами, Александр, коллеги по несчастью. Брошенки!

— У вас всё ещё впереди, Варвара. Вы молодая, интересная женщина. Жизнь только начинается.

— Да уж, начинается, куда уж дальше, — махнула она рукой. — Муж, если и вернётся, я его не приму. Честно говоря, мне даже… легче стало. Единственное, чего не хватает, так это кавалера для выхода в свет. В театр, например. Или, знаете, Саша, я почему-то всегда мечтала сходить на балет. Никогда не была.

— Правда? — он посмотрел на неё с новым, живым интересом. — Вы тоже любите балет? Невероятное совпадение! Я как раз…

Он запнулся и засмеялся.

— Ничего. Просто это невероятно.

Вечером, за ужином, Александр неожиданно спросил у своей невестки Сони, которая месила тесто для пирогов:

— Сонечка, а нет ли у нас почитать чего-нибудь… про балет?

Соня так поразилась, что едва не уронила миску.

— Пап, ты чего? С чего это?

— Да так. Впечатление хочу произвести на одну даму. Нужно блеснуть эрудицией.

— Да ладно тебе! — расхохотался его сын Дмитрий, обнимая за плечи супругу. — Пап, ты что, серьёзно? Так быстро? Поздравляю!

— А что такого? — попытался сохранить суровость Александр, но в уголках его глаз заплясали весёлые морщинки. — Если у меня есть внучка, это не значит, что я древний старик. Я самый боевой дед на районе! И Леночку возьмём с собой на «Лебединое озеро»!

— Да ну, пап, она ещё мала, — возразила Соня, но вдруг face её прояснилось. — Стойте! Кажется, есть! Совсем недавно в журнале статья была о Майе Плисецкой! Очень интересная, и про балет, и про её жизнь. Там даже про Барышникова кусочек! Сейчас принесу!

— Спасибо, дочка! Вы у меня самые лучшие! — растроганно сказал Александр.

В это самое время Варвара наносила на лицо вечернюю увлажняющую маску и размышляла о бренности бытия. Раздался звонок. Это была Нина.

— Ну как ты, моя хорошая? Не скучаешь?

— Да нет, вроде, — улыбнулась Варвара в трубку.

— Слушай, Нинок, а что ты вообще знаешь про балет? — не удержалась она.

— В каком смысле? Ну, «Лебединое озеро», «Щелкунчик»… «Спящая красавица»… А что, кроссворд разгадываешь?

— Да нет, — Варвара смутилась. — Хочу произвести впечатление на одного человека. Он, кажется, в теме. Не хочу показаться полной невеждой. Хочу суметь поддержать разговор.

— О-о-о! — в голосе Нины зазвенели самые что ни на есть заинтересованные нотки. — Варь, это же прекрасно! Ко мне завтра после работы заскакивай, я тебе дам почитать одну статью — просто шедевр! Про Плисецкую, про её нрав, про закулисье Большого театра! Я сама не могла оторваться!

— Правда? Спасибо, родная! Обязательно зайду!

— Жду! Спокойной ночи!

— Нинок… — Варвара внезапно растрогалась. — Спасибо тебе. Я тебя очень люблю.

Она смахнула неожиданно накатившую слезу и тихо положила трубку. За окном тихо шумел город. Трещины на куполе её мира ещё не заросли. Но сквозь них уже пробивался новый, совсем другой, яркий и насыщенный свет. И впереди был балет.