— Poд вecь вaш пo мaтepинcкoй линии пpoклят, пpaбaбкa твoя бeду нa ceбя нaкликaлa...

— Poд вecь вaш пo мaтepинcкoй линии пpoклят, пpaбaбкa твoя бeду нa ceбя нaкликaлa...

— Род весь ваш по материнской линии проклят, — объяснил Веронике целитель, — прабабка твоя беду на себя накликала. Ни в чем неповинного человека извела, детей потеряла, мужа… Мать девушки, которая от порчи померла, прабабку твою прокляла. Ты поторопись, муж твой одной ногой уже в могиле — бесы его крепко держат…

***

В тишине деревенского утра отчетливо слышалось кудахтанье кур и мычание коров. Матрена открыла глаза, потянулась и машинально провела рукой по соседней половине кровати — холодная. Значит, Ивана нет. Сердце кольнула тревога. Не ночевал, опять где—то шатался.

Она встала, наскоро оделась, накинула платок и вышла во двор. Нужно доить корову, а мысли все о муже. В последнее время вот эти отлучки случались часто. Матрена никак не могла понять, что происходит. Ложатся они вместе, а просыпается она одна. Куда Иван пропадает ночью?

Матрена зашла в хлев, поздоровалась с Буренкой, уселась на низенькую скамеечку и принялась за дело. Молоко звонко зажурчало в ведро, а в голове роились дурные предчувствия.

— Неужто Ванька завел кого? — думала Матрена, — куда он ночью бегает? Второй раз за неделю ведь исчезает!

Корову Матрена подоила, молоко отнесла в дом и пошла на сеновал — нужно было отнести сено Буренке. А там… Иван. Ее Иван мирно посапывал рядом с Дашкой, незамужней соседкой.

В ярости Матрена схватила вилы, стоявшие у стены, и заорала так, что задрожали стекла в окнах:

— Ах ты, змея подколодная! Что ж ты творишь, бесстыжая!

Дашка подскочила, как ошпаренная, и, не разбирая дороги, бросилась прочь с сеновала. Иван сонно потер глаза — он не сразу понял, что происходит. Матрена стояла перед ним, словно разъяренная тигрица, с вилами в руках.

— Ты… ты что здесь делаешь? С ней?! — прорычала Матрена, готовая растерзать обоих.

Иван сначала пытался оправдаться, что просто прилег отдохнуть, но под напором Матрены, сломленный, признался:

— Люблю я Дашку, Матрена. Уйду к ней. Увезу ее из деревни. Прости, не хочу с тобой жить. Не люблю я тебя больше.

Сердце Матрены рухнуло в пропасть.

— А я? А дети? Шестеро у нас их! Что ты им скажешь?

Иван отвернулся, не в силах смотреть ей в глаза.

— Не нужны вы мне больше. Ни ты, ни дети.

Матрена мужа отпустить не могла. Не могла ему позволить уйти. Шестеро детей ведь, хозяйство крепкое. Как она одна? Сердце ее разрывалось от одной мысли об этом. Она помнила, как вместе строили этот дом, как мечтали о будущем, полном счастья и достатка. Неужели все это прахом?

Иван стал собираться. Матрена кинулась ему в ноги, стала за них цепляться, плакать, голосить на весь дом — просить, чтобы не уходил.

— Вань, одумайся! Куда ты? Как же мы? — кричала она, захлебываясь слезами.

Дети, испуганные криками матери, выглядывали из—за печки, не понимая, что происходит.

Иван холодно ее оттолкнул и вышел. В его глазах не было ни капли сожаления, лишь упрямая решимость.

— Не трогай меня, Матрена. Все решено, — бросил он через плечо и направился к телеге.

Матрена с замиранием сердца смотрела, как он запрягает телегу, грузит туда узлы и выгоняет бричку со двора. Каждое его движение было для нее как удар ножом. А потом вместе с ненавистной Дашей уезжает. Дашей! Той самой, что втерлась к ним в доверие, помогала по хозяйству, а теперь… Теперь она увозит ее мужа! Матрена упала на колени, обессилевшая, и завыла от горя, чувствуя, как мир вокруг нее рушится.

— Да будь ты проклята! Да чтоб тебе счастья не видать! — прошептала она, глядя вслед удаляющейся бричке.

***

Родители Дашки—разлучницы встали на сторону Матрены. Отец ее, Петр Степаныч, с покрасневшим от гнева лицом, рубанул как отрезал:

— Дочери у меня больше нет! И знать ее не хочу. Если эта бессовестная вернется, на порог ее не пущу. Пусть катится ко всем чертям!

Матрену поддерживали все: соседи, подруги, родственники. Но от этой поддержки становилось только горше. Старшие дети, Федька и Анюта, понимали всю трагедию, ходили мрачнее тучи и молча помогали матери по хозяйству. А младшенькие, пятилетний Митька и трехлетняя Настенька, безутешно плакали и дергали Матрену за подол:

— Где папка? Папка когда придет?

Матрена гладила их по головкам, сдерживая слезы:

— Придет, мои хорошие, придет… Скоро вернется…

Три дня Матрена жила надеждой. Три дня ждала, что одумается ее Ванька, поймет, какую глупость совершил, вернется, приползет на коленях, моля о прощении. Но тот так и не приехал.

Тогда Матрена, оскорбленная до глубины души, униженная и раздавленная, решилась на отчаянный шаг. Собрав последние силы, она накинула платок и бросилась к гадалке, бабе Ульяне.

— Укажи, Ульяна, что мне делать? Как вернуть мужа—гуляку? Или проклясть разлучницу, чтобы житья ей не было? — шептала она, торопливо шагая по ухабистой дороге.

Гадалка жила на отшибе, в покосившейся избушке с мутными окнами. Вокруг избушки росли бурьян и крапива, а в воздухе витал запах сушеных трав и чего—то еще, терпкого и незнакомого. Матрена вошла в избушку, стараясь не наступать на скрипучие половицы.

В полумраке избушки, за столом, покрытым темной тканью, сидела гадалка — худая, с острым лицом и пронзительными глазами.

— Знаю, зачем пришла, — проскрипела она, даже не взглянув на Матрену, — Ваньку своего вернуть хочешь?

Матрена кивнула, с трудом сдерживая слезы.

— Помоги, бабушка. Как жить теперь, не знаю… дети без отца, я одна…

Гадалка вздохнула, достала из—под стола старый, потрепанный талмуд и принялась что—то бормотать, водя пальцем по страницам. Затем, подняв голову, она взглянула на Матрену долгим, изучающим взглядом.

— Вернуть его можно, — произнесла она наконец, — но цена будет велика.

— Я на все согласна, — отчаянно ответила Матрена.

Гадалка усмехнулась.

— Посмотрим…

— Я… я все сделаю, что скажешь, — пролепетала Матрена, ее голос почти сорвался на всхлип, — все отдам! Только верни его! Дети без отца остались, я — без рук крепких.

Ульяна молчала, пристально разглядывая Матрену. Затем медленно, как старый ворон, наклонила голову.

— Знаешь ли ты, Матрена, во что ввязываешься? — спросила она, — обращаться к Темным Силам придется, а это — не шутки. Они за все берут свою плату. И плата эта может оказаться больше, чем ты думаешь.

Матрена сглотнула, в горле пересохло.

— Я готова, — прошептала она, — на все готова. А что они возьмут?

Ульяна усмехнулась.

— Это они решат, что взять. Может, жизнь твою, может, души твоих детей. Кто знает?

Матрена вздрогнула, но быстро собралась.

— Я согласна, — твердо сказала она, — Ульяна, еще кое-что… Дашку извести хочу! Зажилась она на этом свете.

Ульяна приподняла бровь.

— За что такая ненависть, Матрена?

— Она мужа соблазнила моего! Пока он жив, и она жива, покоя мне не будет, — ответила Матрена.

— Ревность — грех смертный, — заметила Ульяна, — но я не судья…

Видя, что Ульяна сомневается, Матрена решилась:

— Корову продам! У меня есть корова, бабушка! Хорошая, удойная! — затараторила Матрена, — а хочешь, тебе ее отдам? Бери, не пожалеешь!

Ульяна задумалась на мгновение, затем кивнула.

— Ладно. Но помни, Матрена, долг свой ты заплатишь сполна. И если попытаешься обмануть, пеняй на себя. Темные Силы не любят, когда их обманывают.

— Я все сделаю, как скажешь, — пообещала Матрена.

Ульяна встала с табурета и подошла к старому сундуку, стоявшему в углу избы. Она открыла его и достала оттуда связку сушеных трав, пучок черных перьев и маленький костяной амулет.

— Сегодня ночью, когда луна будет полной, встретимся на перекрестке трех дорог, — сказала Ульяна, протягивая Матрене травы, — принеси с собой черного петуха. И никому не говори, что мы делали. Молчи, как рыба об лед.

Матрена взяла травы и амулет, чувствуя, как по ее спине пробегает холодок.

— Я буду молчать, — пообещала она.

Гадалка махнула рукой и Матрена вышла из избы.

Через несколько часов Матрена, закутанная в платок, шла по темной дороге к перекрестку, держа в руках черного петуха. Луна светила ярко, все было хорошо видно. Ульяна уже ждала ее у перекрестка. Ведьма стояла у старого дуба, окруженная странными символами, нарисованными чем-то белым на земле.

— Надо же, пришла, — ухмыльнулась Ульяна, — значит, готова.

Матрена кивнула. Ее сердце бешено колотилось в груди, отдавая куда-то в горло.

— Тогда начнем, — сказала Ульяна и взмахнула руками, начиная читать заклинание на непонятном языке.

Ветер усилился, завывая в ветвях деревьев. Небо потемнело, и казалось, что сама тьма сгустилась вокруг перекрестка. Матрена от страха зажмурилась. Она не знала, что произойдет дальше, но знала одно: она перешла черту, и обратного пути уже не было. Ночь только начиналась… и неизвестно, чем она закончится для нее самой и тех, кого она хотела вернуть и погубить.

***

Через три месяца Иван вернулся. Матрена мужа не узнала: худой, какой-то изможденный. Матрена, несмотря на возвращение мужа, не чувствовала радости. Внутри поселилась какая-то тревога. Гнетущая и необъяснимая. Дети радовались, по отцу они соскучились, но Иван как-то холодно к их ликованию отнесся — даже не обнял.

Ночью, после возвращения Ивана, Матрене приснился сон. Будто стоит она на том самом перекрестке, где все началось. Ветер свистит в ушах, а вдали маячит высокая фигура. Лица не видно, но Матрена чувствует, как на нее устремлен пристальный, пронзительный взгляд. Фигура протягивает к ней руку, и в ладони — маленький, черный камушек.

— Возьми, — слышится хриплый голос, — это плата. Плата за то, что вернула.

Матрена проснулась в холодном поту. Сердце колотилось как бешеное. Она долго ворочалась в постели, не в силах уснуть. Страх, липкий и противный, сковал все ее тело.

Днем Матрена старалась не подавать виду. Готовила еду, ухаживала за детьми, делала вид, что все хорошо. Но внутри все клокотало. Она знала, что что-то не так. Чувствовала это каждой клеткой своего тела.

А через две недели Дашка умерла. Внезапно, во сне — просто не проснулась. Она вернулась вместе с Иваном, жила у родителей — отец блудную дочь все же принял. Вся деревня гудела, но Матрена молчала. Маховик закрутился, уже второе ее желание исполнилось. И теперь женщина с ужасом ждала момента, когда придется платить за то, что она совершила.

Иван на похороны не пошел. Сидел дома, смотрел в одну точку и молчал. Матрена пыталась с ним поговорить, но он словно не слышал ее.

— Вань, ну чего ты так убиваешься? — чуть не плача, стонала Матрена, — туда ей и дорога! Господь ее наказал за то, что детей осиротила. Ванечка, ну что с тобой происходит?

Иван молчал. И Матрене от этого становилось еще страшнее.

Расплата действительно была страшной. Федька, старший сын Матрены и Ивана, погиб через полгода после смерти Дарьи — пошел на охоту и не вернулся. А через год Ивана нашли в омуте. Говорили, сам сиганул туда пьяный.

Матрена прожила долгую жизнь. Она похоронила всех своих сыновей, каждый погиб как-то нелепо, глупо. В живых осталась только одна дочь. Матрена до конца своих дней была уверена в том, что поступила правильно, она себя убедила в том, что гибель мужа и детей никак не связана с тем обрядом, проведенным Ульяной на перекрестке. Просто нелепое, трагическое совпадение.

***

Вероника торопилась на работу — проспала, поэтому теперь безбожно опаздывала. Как назло, еще и цыганка прицепилась — старуха с морщинистым лицом и пронзительным взглядом, шла за ней следом, хватала ее за руку и причитала:

— Золотая моя, вижу в глазах твоих печаль, в сердце — тень черную! Вдовство на роду твоему написано, проклятье за тобой материнское тянется…И мать твоя, и бабка вдовами рано стали…

Вероника лишь фыркала в ответ.

— Бред какой-то! Папа в аварии погиб, в результате несчастного случая. Причем тут проклятье?! И вообще, нечего мне гадать, идите работать!

Цыганка лишь покачала головой:

— Слова мои еще вспомнишь, девочка. Не откупиться от судьбы! Когда потеряешь, тогда поймешь…

Вероника не верила. Она жила настоящим, дышала полной грудью и строила планы на будущее. У нее был молодой человек, который совсем скоро должен был стать ее мужем. С Витей Веронике не страшны были никакие проклятья. Во все подобное Вероника вообще не верила, считала, что проклятья — выдумка нечистых на руку людей, активно продвигающих свои «магические» услуги.

С Виктором они познакомились случайно, на дне рождения у общей подруги. Он сразу ей приглянулся. Витя работал строителем, и в его руках все спорилось. Вероника трудилась учительницей младших классов, учила детей читать и писать. Они были такие разные, но при этом идеально дополняли друг друга.

Через полгода после знакомства они поженились, купили небольшой домик за городом, завели собаку, посадили яблоневый сад. Вероника любила проводить вечера, сидя на крыльце и наблюдая, как Виктор копается в огороде. Ей казалось, что вот оно, настоящее счастье.

Два года Вероника жила как у Христа за пазухой. Рядом с ней был надежный мужчина, который укрывал ее от всех невзгод и жизненных бурь. Все изменилось, когда Вите предложили командировку:

— Никуша, я, наверное, соглашусь, — сказал он Веронике, — справишься тут без меня? Деньги обещают хорошие — два года с тобой можем на них потом безбедно жить.

Веронике очень не хотелось расставаться с мужем, но Виктор ее все же уговорил. Вероника, когда провожала его, крепко обнимала и просила быть осторожным. Он улыбался, целовал ее в лоб и обещал вернуться через пару месяцев.

Но не вернулся. Через неделю Веронике позвонили из полиции и сказали, что Виктор погиб. Произошел несчастный случай на стройке — обрушилась конструкция.

Мир Вероники рухнул в одночасье. Земля ушла из-под ног. Она не верила. Не могла жизни, больше нет?

Похоронив Виктора, Вероника словно окаменела. Она жила как во сне — на автомате ходила на работу, улыбалась через силу знакомым и коллегам, а вечерами, запираясь в спальне, рыдала в голос и просила мужа забрать ее к себе. Подруги, опасаясь за ее психическое состояние, старались по очереди оставаться у нее на ночь.

Все чаще и чаще она вспоминала слова цыганки:

— Вдовство на тебе, проклятье за тобой по материнской линии тянется…

Вероника стала избегать людей, боялась выходить из дома. Ей казалось, что все смотрят на нее с жалостью, шепчутся за спиной. Она стала видеть в каждой тени предзнаменование беды. От подруг отстранялась, как могла, все больше и больше времени она стала проводить в одиночестве.

Однажды, гуляя по парку, Вероника увидела цыганку. Ту самую — она сидела на лавочке и на коленях раскладывала карты. Вероника хотела пройти мимо, но не смогла — остановилась и тихонько поздоровалась:

— Здравствуйте. Вы меня помните?

Цыганка подняла на нее взгляд.

— Здравствуй, девочка, — тихо сказала она.

Вероника не знала, с чего начать. В голове роилось столько вопросов. Но цыганка уже поняла, зачем Вероника к ней подошла.

— Я знаю, что ты думаешь. Ты думаешь, что я виновата в твоем горе. Это не так. Я лишь увидела то, что было предначертано…

— Тогда зачем вы мне это сказали? — с горечью спросила Вероника.

— Чтобы ты была готова, — ответила цыганка, — чтобы ты знала, что жизнь не всегда бывает справедливой. Чтобы ты научилась ценить каждый миг, каждый день, проведенный с любимыми.

— А что теперь? — спросила Вероника, чувствуя, как слезы снова начинают душить ее, — что мне делать?

—Ищи того, кто тебе поможет. Если чернь не снять, счастлива никогда не будешь, всех детей своих похоронишь. Только сильная ведьма с таким справится…

Вероника кивнула, развернулась и пошла к выходу из парка. Опять она развесила уши! Опять на секунду поверила в какие-то проклятья. Гибель мужа, встреча с цыганкой — совпадение. Просто роковое стечение обстоятельств. Но в чем-то цыганка все же была права, нужно было действительно искать специалиста. Психолога, способного вернуть ее к жизни.

Сеансы Веронике помогали. Она вернулась к работе, к своим ученикам, снова начала улыбаться. Она посещала могилу Виктора, но теперь не плакала, а рассказывала ему о своей жизни, о своих успехах, о своих планах.

Женщина завела новых друзей, научилась рисовать, стала волонтером в приюте для животных. Она старалась сделать так, чтобы ни минуты свободного у нее не оставалось на самотерзание. Она никогда не забывала Виктора, но научилась жить без него.

***

Через три года после гибели Виктора Вероника встретила другого человека. Человека, который помог ей залечить раны, человека, который научил ее снова верить в любовь. Человека, с которым она построила новую жизнь.

Сережа был добрым, внимательным и смешным. Он поначалу ни на что, кроме дружбы не претендовал. Знал, что Вероника — вдова, но это его не отпугнуло. Наоборот, он окружил ее такой заботой, что Вероника постепенно начала оттаивать. Начали встречаться, он по сантиметру завоевывал эту неприступную крепость.

Однажды, прогуливаясь по парку, Сергей вдруг остановился, взял Веронику за руку и посмотрел ей в глаза.

— Вероника, я люблю тебя, — сказал он тихо, но твердо, — выходи за меня замуж.

Вероника опешила. Они знакомы всего ничего, и вот так сразу замуж?

— Сережа, я… я не знаю, что сказать, — честно призналась Вероника, — ты меня в тупик загнал.

— Не торопись, — улыбнулся Сергей, — просто подумай. Но я очень надеюсь на положительный ответ.

Вечером, за чашкой чая, Вероника решилась рассказать Сергею то, что терзало ее все эти годы.

— Сережа, есть кое-что, что ты должен знать, — начала она, нервно теребя чашку в руках, — несколько лет назад я встретила цыганку. Пыталась от нее сбежать, но она меня догнала и сказала, что на мне проклятье на вдовство. Что все мужчины, которые будут со мной, умрут молодыми… Сереж, я очень хочу за тебя замуж, но боюсь…

Сергей рассмеялся.

— Вероника, ну что за глупости! — воскликнул он, — ты же образованная женщина, как ты можешь верить в такие сказки? Цыганки много чего наговорят, чтобы деньги выманить. Не бери в голову.

Вероника облегченно вздохнула. Ей так хотелось верить, что это действительно просто сказки.

— Значит, в это ты не веришь?

— Конечно! — заверил ее Сергей, — я верю только в науку. И в любовь. А наша любовь сильнее любого проклятья.

Свадьбу сыграли скромную, и Вероника успокоилась. Какое-то время все было хорошо. Они были счастливы, строили планы на будущее. Вероника начала забывать о цыганском предсказании.

***

Два месяца назад воскресным утром Сергей проснулся с головной болью и слабостью. С трудом встал с кровати, прошел в ванную и там упал — потерял сознание. Вероника, перепугавшись, вызвала врача. Фельдшер настоял на госпитализации, Вероника поехала с мужем в больницу. Сергея протащили по всем кабинетам, взяли анализы и отпустили домой. А на следующий день доктор завил:

— По анализам здоров, как бык, — сказал он, пожимая плечами, — возможно, просто переутомился. Отдохните пару дней.

Но Сергею становилось только хуже. Он слабел с каждым днем, терял аппетит и интерес к жизни. Врачи продолжали разводить руками, не находя никаких причин его состояния. Сергей все чаще и чаще стал заводить разговоры о смерти, просил похоронить его рядом с матерью. Вероника седела от ужаса, когда слышала от мужа такие просьбы.

— Сереженька, ну чего ты расклеился? — плакала она, — все будет хорошо! Ты обязательно поправишься, я в этом уверена!

— Конец близко, — хрипел Сергей, — я чувствую. Совсем недолго мне осталось, Никуша… Ты уж меня не забывай, навещай… Почаще…

К гадалке Вероника все же обратилась. Вернее, пошла она к магу — довольно молодому мужчине. Тот сразу нашел причину ее бед:

— Прабабка твоя нагрешила, — заявил он Веронике, — влезла туда, куда ее не просили. Вот к чему приводит порча да привороты, сделанные не к месту. Мать девчонки, которая из-за твоей прабабки погибла, весь род ваш по женской линии прокляла. Могу помочь. Только торопиться надо, наполовину мужа твоего бесы в Преисподнюю затащили. Сделай вот что…

В полнолуние Вероника, следуя указаниям гадалки, провела обряд. Она читала заклинания, жгла травы и молилась древним богам. В какой-то момент она почувствовала, как что-то покидает ее, как будто часть ее души отрывается. Страх ушел, стало значительно легче.

Ритуал закончился под утро. Вероника была измучена, но чувствовала, что проклятие снято. Она смогла, она справилась.

***

На следующее утро Вероника пришла в больницу к Сергею. Он лежал в палате бледный и все еще слабый. Вероника села рядом с ним и взяла его за руку.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, стараясь скрыть волнение.

Сергей открыл глаза.

— Знаешь, мне сегодня намного лучше, — сказал он, улыбаясь, — словно гора с плеч свалилась. Такую вкусную кашу тут дают! Я даже и не ожидал…

На поправку Сергей пошел быстро. Врачи опять разводили руками — чудо случилось, не иначе. Выписали его домой через две недели. Вероника первым делом бросилась в церковь — раньше убежденная атеистка, она впервые в жизни она стояла перед иконами и благодарила Господа за то, что он ее мужа спас. Жизнь наладилась, Вероника больше не боялась.