Отвергла Гайдая, отказала Чухраю и нашла счастье в 44 года. Яркие эпизоды жизни Ирины Алферовой

Отвергла Гайдая, отказала Чухраю и нашла счастье в 44 года. Яркие эпизоды жизни Ирины Алферовой

За что только не платят в актерской профессии — за талант, за характер, за связи. Но Ирина Алферова заплатила за красоту. Причем по самому высокому тарифу: природная привлекательность стала для нее и пропуском в мир большого кино, и тяжким грузом, который тянул на дно актерской карьеры.

— Не будет у тебя успеха, ведь ты, красавица, не Пьеха, — ядовито рифмовал Валентин Гафт, и дальше шли такие строки, что цитировать их можно разве что в баре после третьей.

Парадокс: советские зрители боготворили Алферову, а режиссеры воротили нос. В театре ей доставались роли из разряда «кушать подано», в кино — однотипные красавицы с печальным взглядом. Даже роль Констанции Бонасье, ставшую визитной карточкой актрисы, озвучивала Анастасия Вертинская. А сама Алферова лишь изящно поворачивала голову и бросала томные взгляды.

— В вас нет ничего, кроме красоты, — говорили ей.

— Красота не в глазках-губках, а во внутренней сущности, — парировала она.

И продолжала играть роль главной красавицы страны, хотя совсем не походила на классическую диву. Никаких тебе скандалов с режиссерами, романов с министрами или истерик на съемочной площадке. Обычная советская женщина, только невероятно красивая.

Впрочем, за этим фасадом «советской простушки» скрывалась натура куда более сложная и противоречивая. Женщина, которая якобы не умела за себя постоять, могла публично назвать режиссера нехорошим человеком. Та, что прослыла жертвой обстоятельств, железной рукой выстраивала свою карьеру. А «неискушенная провинциалка» виртуозно лавировала в мире театральных интриг и подковерных баталий.

От Сибири до Москвы: история одного побега

Судьба любит иронию. Особенно когда речь идет о провинциальных красавицах, мечтающих покорить столицу. В случае с Алферовой она превзошла саму себя, подарив девочке абсолютно несочетаемых родителей: отца-милиционера, который знал три аккорда на гитаре и тысячу способов добыть бутылку, и мать-адвоката с железной хваткой и несбывшейся мечтой о сцене.

— Товарищ Алферов, прекратите петь! — кричали соседи.

— Я не товарищ, я капитан! — отвечал бывший кагэбэшник, потерявший обе ступни под трамваем.

Ксения Архиповна, фронтовая летчица, ставшая адвокатом, только поджимала губы. В 17 лет она стояла у станка на заводе, потом била фашистов в качестве стрелка-радиста. Разве могла она предположить, что ее дочь станет «профессиональной» красавицей?

А дочь тем временем открыла для себя другой мир — Академгородок. Место, где физики читали стихи, а лирики решали интегралы. Где девушки носили мини-юбки, а молодые ученые длинные волосы. Где можно было спорить о чем угодно, хоть о конституции, хоть о квантовой механике.

В марте 1968-го клуб «Под интегралом» устроил немыслимое по советским меркам мероприятие — конкурс красоты. Алферову буквально втолкнули на сцену из зала. Красавицы соревновались в странных дисциплинах: играли в буриме, пытались дрессировать воображаемых зверей, определяли на ощупь предметы искусства. В финале каждой дали по яблоку — нужно было отдать его самой достойной сопернице.

— А можно я его съем? — спросила Алферова.

— Это не по правилам, — ответило жюри.

— А я уже.

Так она выиграла свой первый конкурс. И усвоила главный урок: иногда нужно нарушать правила, чтобы победить.

Решение ехать в Москву было таким же «неправильным». Отец кричал, что актрисы все продажные дамочки (говорил он, конечно по-другому, но смысл понятен), мать молча собирала чемодан. В аэропорту будущая звезда впервые увидела темнокожего человека и закатила истерику:

— Мама, он что, не отмывается?!

ГИТИС: театр абсурда

В советском театральном институте красота считалась помехой для настоящего искусства. Примерно как лишняя нога у балерины или бас у колоратурного сопрано. Алферова со своей внешностью греческой богини и повадками провинциальной Белоснежки вызывала у педагогов нервный тик.

— Ну что вы опять в куклы играете? — вздыхали преподаватели, глядя на ее белые воротнички и голубые банты.

— Я не играю, я с ней сплю, — честно отвечала будущая звезда, прижимая к груди потрепанную игрушку.

Первый курс она проревела от тоски по маме. Буквально. Есть и пить могла, только когда Ксения Архиповна приезжала из Новосибирска. Однокурсники делали ставки: отчислят красавицу после первой сессии или дотянет до второй?

— Она как пропитанная романтикой девочка хватала звезды с неба, — вспоминала сокурсница. — А звезды почему-то доставались другим.

Видимо, эти «другие» были более искушены в искусстве звездолова. Алферова же оставалась верна своей провинциальной наивности. Настолько, что единственное, что она запомнила из студенческих лет, так это историю про преподавателя-неправильной ориентации, который якобы «обратил» весь курс. В ГИТИСе до сих пор гадают, кого она имела в виду, и периодически устраивают онлайн-голосования.

Но судьба, обожающая парадоксы, сыграла с педагогами злую шутку. Именно «бездарная кукольница» первой на курсе начала сниматься в кино. В «Учителе пения» ее партнерами стали Андрей Попов и Александр Демьяненко, которого вся страна знала как Шурика.

— Как вам удалось получить роль? — спрашивали однокурсники.

— Я просто улыбнулась.

— И всё?

— А что еще нужно?

В театр «Современник» ее не взяли, Галина Волчек заявила, что девушка «слишком юная» для роли. Зато на четвертом курсе Алферова получила главную роль в «Хождении по мукам». Режиссер Василий Ордынский разглядел в ней «осуждение мира за его несовершенства». Хотя, возможно, это было просто несварение.

— Девочка, милая, не снимайся нигде больше! — умолял режиссер. — Ты должна впервые появиться именно в нашем фильме!

И она послушалась. Отвергла Гайдая, отказала Чухраю. А в перерывах между съемками успела выйти замуж за болгарского математика, родить дочь и развестись. Многозадачность — страшная сила.

Свадьбу с Бойко Гюровым играли в посольстве. Жили в Софии, купались в любви родни и социалистическом достатке. Казалось бы, живи и радуйся. Но Алферова заскучала по профессии:

— Я уезжаю, — сказала она мужу после очередных съемок.

— Навсегда?

— Можешь считать это математической постоянной.

Она улетела в Москву, прихватив дочь и оставив мужа размышлять над теорией вероятности семейного счастья. Впереди ее ждал театр имени Ленинского комсомола, где красота наконец-то начала приносить дивиденды.

Ленком: битва за место под софитами

В 1976 году «Ленком» напоминал бурлящий котел: рок-опера гремела на всю Москву, актеры бредили новыми формами, а Марк Захаров экспериментировал с жанрами как алхимик с философским камнем. И в этот творческий хаос вошла она, провинциальная красавица с дочкой на руках и болгарским штампом в паспорте.

Театральные старожилы до сих пор ломают головы, что дернуло Захарова взять в труппу эту сибирячку? То ли масонский заговор, то ли указание сверху, то ли простое помутнение режиссерского рассудка. Впрочем, была и четвертая версия, самая невероятная.

А вдруг он просто разглядел в ней талант?

Первым на новенькую среагировал Александр Абдулов. При встрече он напомнил ей рыжего великана из скандинавских сказок: нескладный, громогласный и совершенно очаровательный в своей медвежьей неуклюжести. Правда, этот викинг уже имел постоянную прописку в сердце танцовщицы Москонцерта.

— Наш Саша завел себе новое хобби, — судачили в театре. — Раньше собирал марки, теперь коллекционирует красавиц.

Борьба за сердце новенькой развернулась нешуточная. Янковский атаковал комплиментами, Збруев брал измором, но победил Абдулов, и сделал это самым простым и древним способом. Он просто носил ее на руках. В прямом смысле слова.

— Цирк приехал! — фыркали коллеги, наблюдая эти променады.

— Нет, это любовь пришла, — парировал Абдулов, и оказался прав.

А потом началась настоящая театральная жизнь. Та самая, о которой не пишут в буклетах. Где вместо монологов Джульетты приходится играть третью служанку слева. Где каждая роль добывается с боем, а каждая удача вызывает зубовный скрежет коллег.

История с «Мушкетерами» стала классикой закулисных баталий. Режиссер рвал на себе волосы:

— Дайте мне нормальную актрису!

— А вы дайте мне нормальную роль! — не оставалась в долгу Алферова.

В результате Констанцию озвучила Вертинская, а фильм стал культовым. Как говорится, не было бы счастья, да чужой голос помог.

В «Ленкоме» дела шли еще веселее. Захаров, словно китайский император, раздавал и отбирал роли по настроению. Труппа следила за каждым шагом новенькой как стая пираний. Особенно их интересовали ее гонорары за фильмы:

— И что в ней нашли? Подумаешь, красота! У нас в массовке и не такие красавицы бегают.

Апофеозом стал случай в Горьком. Опоздав на репетицию, Алферова получила от Захарова «волшебный пендель» в сторону Театра киноактера. А муж (к тому времени им стал Александр Абдулов), вместо защиты, философски заметил:

— Не переживай, дорогая. Талант всегда пробьется.

— Через асфальт? — уточнила она.

— Через режиссера, — уточнил он.

Дома их ждала коммуналка, а позже двушка в Сокольниках. Типичное советское жилье с претензией на богемность: красные стены, два телевизора (на случай, если один вдруг покажет правду о социализме), и неизменный хохломской столик, алтарь советского вкуса.

Сюда после спектаклей набивались друзья, и Алферова, как примерная жена, кормила всю эту ораву. А потом стояла у окна и думала: неужели это и есть та самая слава, о которой она мечтала в Академгородке?

Но это была только увертюра. Настоящая драма ждала впереди…

После сказки: жизнь без грима

Развод с Абдуловым оказался таким же театральным, как и вся их совместная жизнь. Он просто закрыл за собой дверь и ушел в другую жизнь. А через некоторое время в «Собеседнике» появился отрывок из книги Дарьи Асламовой, где журналистка со смаком описывала свой роман с главным красавцем «Ленкома».

Алферова выбрала месть в стиле Голливуда и снялась в клипе Александра Серова «Ты меня любишь». День съемок она срежиссировала как спектакль: нарядилась, сделала укладку, вышла из театра после закрытия сезона.

У подъезда ждал Серов на сверкающем «мерседесе». А рядом стоял Абдулов, копающийся в своем сломанном «москвиче». Финальный кадр: она уезжает на немецком лимузине, оставляя бывшего мужа наедине с советским автопромом.

Из «Ленкома» она ушла, громко хлопнув дверью. Последней каплей стало предложение сыграть «даму, которая превращается в обезьяну и матерится». При этом Чурикова и Захарова получили роли «инфернальных дам в роскошных туалетах».

— Знаете, — сказала она режиссеру, — даже у моей обезьяны должно быть чувство собственного достоинства.

Судьба, однако, приготовила ей сюрприз получше любой роли. В 1991 году на съемках «Звезды шерифа» она встретила актера Сергея Мартынова. Человека, который не восхищался ее красотой, а просто слушал.

— В сорок лет я вдруг поняла, что женщина — это не только красивая картинка, — признавалась она позже.

Мартынов играл психоаналитика, она — жену мафиози. Символично, не правда ли? Только вот у этого психоаналитика была жена в Лондоне и двое детей. Впрочем, судьба распорядилась по-своему, и как всегда неожиданно: жена умерла, дети остались сиротами. В то же время ушла из жизни сестра Алферовой, оставив 11-летнего сына.

Так у нее появилась новая семья: муж, двое пасынков, едва говорящих по-русски, и племянник. Многовато для бывшей театральной примы? Но гены матери-фронтовички не подвели.

Сейчас Алферова играет только положительные роли:

— Злодейку сыграть просто. А вы попробуйте сыграть хорошего человека без голубых волос и банта на голове!

Режиссер Иосиф Райхельгауз только руками разводит:

— Может, Татьяна Васильева сыграла бы лучше, но режиссеры все равно выбирают Алферову.

А она продолжает носить белорусское белье, считает стилистов «развратом для личности» и в то же время снимается без ничего в 70+. Говорит, что не умеет за себя постоять, но никогда не прощает обид. Называет себя жесткой матерью, хотя дочь это отрицает.

Александр Збруев как-то сказал:

— Она как лягушка в молоке. Барахталась, барахталась, взбила масло и выбралась.

Что ж, может быть, это и есть главный талант Ирины Алферовой — умение превращать молоко в масло, а несчастья в победы. В конце концов, разве не в этом настоящее искусство?

А яблоко из Академгородка она хранит до сих пор. Правда, теперь оно фарфоровое.