Лили Брик: давайте разберём имидж этой завораживающей женщины
Властная, капризная, своенравная Лиля Брик вошла в жизнь Маяковского, как королева. Влюблённый поэт отдавал ей всё, что зарабатывал. И не он один.
Муза русского авангарда подарила нам столько инструментов и советов для прокачки имиджа, а мы не пользуемся. И чем смотреть на пустых инстаграмных камелий, лучше вдохновиться примером женщины завораживающей, обаятельной и сознательно прокачавшей свой имидж.
Кстати, по поводу камелий. Уверены, что сегодня Брик была бы супермегазвездой Инстаграма (и всех соцсетей) с десятками миллионов подписчиков и создавала бы курсы по соблазнению мужчин. В общем, была бы блогеркой и звездой инфобизнеса № 1. Но почему Лиля обладала даром воспламенять мужские сердца? Давайте разбираться.
Лиля Брик и её сестра Эльза. Мы не случайно открываем статью этой фотографией
Хитрая и завораживающая Лиля никогда не была самой эрудированной, самой красивой, самой богатой (хотя в детстве, юности и в некоторые периоды жизни — да. Она родилась в богатой московской еврейской семье, а потом Маяковский баловал её изо всех сил. И после его смерти она получала половину дохода от наследия поэта). Но зато у Лили Брик был самый сильный и прокачанный имидж среди женщин её круга, а, может быть, и всей страны.
О Брик слагают легенды, но когда дело доходит до её фишек и приёмов, все ограничиваются цитатами про бельё, обувь и прочее. Но скажите на милость, если бы мы увидели фото женщины в одежде того времени, или она оставила бы в своём дневничке запись про шёлковые чулки, кого бы это заинтересовало? Ну разве что историков моды, и то не факт. А вот героиня нашей статьи интересна именно в контексте своего мощного обаяния. По сути, прокачанный имидж — умение всем нравиться и всех пленять — это и есть главный инструмент, которому неплохо было бы поучиться.
Одна из самых знаменитых фотографий Александра Родченко
Муза русского авангарда и лучшего мужчины своего времени осознанно и проактивно «лепила» свою персону с ранней юности. И поэтому её феномен нельзя рассматривать только со стороны нарядов или любовных чар. Но почему-то все упускают этот момент и говорят только о её вещах или каких-то уловках, не замечая главного — обаяние и умение нравиться эта женщина выстраивала сама, по кирпичикам, без каких-либо пособий и подсказок. Она сама сделала себя уникальным предложением, как сказали бы маркетологи.
1920-е
Имидж Лили — не просто наряды, туфли и чулки (всех уже закоротило на высказывании про обувь и бельё), а особая роль, манеры, речь, макияж, причёска, стиль и множество мелких факторов и деталей. Это тот случай, когда женщина с ранней юности сама творит себя, сама лепит свою персону — то есть образ — в глазах окружающих. И учитывая её сексуальность, раскрепощённость и половое любопытство, мы получаем на выходе настоящую ведьму. Дьяволицу, пожирающую мужские сердца!
Ну и по поводу дьяволицы. Лиля считается демонической роковой женщиной, но это отдаёт какой-то мракобесиной. Если внимательно почитать хотя бы несколько её писем и заметок в дневнике, можно увидеть, что Брик — прагматичная, хваткая, внимательная и скромная (!) женщина без типичных бабских иллюзий, загонов и психзащит. Её обвиняют в том, что она погубила самого крутого мужчину своего времени — вы ведь поняли, что речь о Маяковском?
Но если разобраться в их многолетней запутанной истории, то окажется, что она никого не губила. Она просто умела с ним обращаться — остальных женщин он давил своей громадой, очень быстро получал их в свою власть. А то прям бедняшу из него делают. Поэтому глупо думать, что наивный ангел Маяковский попал в лапы рыжей светской львицы.
Он и сам с усами: сестра Лили Эльза страстно и мучительно любила его всю свою жизнь, красотка Сонка Шамардина принудительно сделала от него аборт на позднем сроке, толпы лучших женщин гонялись за этим громадным кутилой-красавцем с ранней его юности. Эльза постоянно приводила его в дом Каганов (родители Лили и Эльзы) несмотря на их активные протесты, а он держался с ней свысока и насмешливо в духе: «Где нам, дуракам, чай пить». Так почему же некрасивая Лиля Брик проткнула Маяковского, словно гарпуном, с первой встречи? Ответ прост — имидж.
Лиля попала в самое его сердце именно своим имиджем. Маяковский хоть и был дворянин, но никакой выхолощенности и лоска в нём не было. Он был из небогатой дворянской семьи, а нрав и вкусы всегда были не то что грубыми, но простыми. Лиля не зря называла его мужиком. Классические мужские увлечения: бильярд, азартные игры и пр.
А она, девочка из очень богатой московской буржуазной семьи, знала несколько языков, с детства была балованная всем, что только можно было купить за деньги. Лиля — это золотая молодежь Москвы конца XIX-нач. XX века. Она дружила с отпрысками богатейших еврейских семейств, вся Европа была к её услугам в любое время, отец её ни в чём не стеснял и не отказывал.
Встреча с японским писателем и журналистом Тамидзи Наито (крайний слева). За ним: Борис Пастернак, Сергей Эйзенштейн, жена поэта-футуриста Сергея Третьякова Ольга, Лиля Брик, Владимир Маяковский, советский дипломат Арсений Вознесенский и переводчик Наито. Москва, 1924 год
И вот юный Маяковский увидел женщину из другого мира: богатую, образованную, холёную, наглую, раскованную. Она смерила его «круглыми да карими, горячими до гари» и он пропал. Судя по всему, Маяковский любил женщин гротескно ярких, даже чуть вульгарных.
Чтобы было много косметики, духов, рыжие волосы, манерность, гипертрофированная женственность…И властная, капризная, своенравная Лиля Брик вошла в жизнь Маяковского как королева. Пропал парень, в общем :)
Вот что пишет Алиса Ганиева:
Однако Маяковский в это время был одержим Лилей — женщиной из другого круга: богатой, элегантной, эксцентричной, начитанной, очень модной, скептичной, столичной, знающей несколько языков, объездившей пол-Европы, не очень ему понятной. К тому же он чувствовал, что Лиля, хотя и влюблена в его стихи, не падает в обморок от его красоты, не сохнет по нему, как юная Эльза, как толпы других поклонниц. Она сняла с него желтую кофту, заказала ему новую одежду, галстук, английское пальто, заставила постричься и повела к дантисту — все зубы у Маяковского были гнилые.
То есть Лиля не просто вдохновляет его, но и сама выступает в роли имиджмейкера! И он её беспрекословно слушал. Глаза Лили для него — это глаза Бога. И вот ещё что. Многие почему-то забывают или не знают, что это Лиля открыла его для широкой публики, спонсировала его первые публикации, была его полноценным импресарио и антрепренёром. И его успех и баснословные гонорары вполне себе её заслуга.
Маяковский осыпал её подарками, боготворил, а историю про автомобильчик знают даже далёкие от культуры и искусства люди. Стремление к роскоши было у Лили с раннего детства, причём в отличие от сестры Эльзы она никогда не была трудоголиком, не добывала блага в поте лица. И это тоже можно и нужно отнести к имиджу.
При этом Лиля очень высоко оценивала Маяковского как любовника, его стихи справедливо считала гениальными, а любовь…Любила Брик только своего мужа Осю. Ещё в ранней юности, будучи гимназисткой, она влюбилась в рассудительного и хладнокровного Осипа Брика раз и навсегда, всю жизнь билась об него, но не вызвала ответного чувства той же силы.
Некрасивая красавица
Одни мемуаристы считают ее красавицей, другие — дурнушкой. Если бы Лиля не была Лилей (то есть не имела бы такого сильного обаяния и прокачанного имиджа), то какой мужчина обратил бы на неё внимание?
Лиля Юрьевна Брик монтирует кинофильм «Стеклянный глаз».
Итак, почему Лилю считают некрасивой? А всё потому, что и тогда, и сейчас стандартам красоты соответствовали типажи с примесью драматика: утончённость, стать, высокий рост, фигура «песочные часы» и самое главное — соразмерность. Её-то Лиле и не хватало. Если поставить Брик рядом с роскошной Татьяной Яковлевой — её главной соперницей за любовь Маяковского — сразу видны все Лилины недостатки.
Посмотрите внимательно, перед вами типаж гамин: низкий рост, непропорционально большая голова, широкая грудная клетка и тонкие маленькие ручки-ножки. А ещё сутулость и нервный тик после испуга в детстве.
«Мне было двадцать три года, когда я увидела ее впервые. Ей — тридцать девять. В этот день у нее был такой тик, что она держала во рту костяную ложечку, чтобы не стучали зубы. Первое впечатление — очень эксцентрична и в то же время очень «дама», холеная, изысканная и — боже мой! — да она ведь некрасива! Слишком большая голова, сутулая спина и этот ужасный тик…
Это отрывок из воспоминаний Галины Катанян (чей муж Василий Катанян ушёл от неё к Лиле и прожил с ней всю жизнь) пришла в дом к Брикам-Маяковскому и опьянела от Лилиного обаяния, сразу попав в «подлилки» (так Алиса Ганиева называет подруг, полностью подпавших под обаяние Брик).
Получается какая-то старушка-дурнушка, прям таки Бенджамин Баттон в женском обличье. Но и здесь Лиле повезло: мода 20-х как раз была рассчитана на гаминный типаж! Шляпки клош, заниженная талия, прямой крой, юбки до колен и ниже (гаминам категорически не идут юбки в пол), вся эта шанелевская эстетика ей чрезвычайно шли.
А ещё гаминам очень идут мелкие детали, аксессуарчики, часики, туфельки с ремешком, которые Лиля всю жизнь обожала и боготворила. А теперь на секунду представьте Лилю в одежде XIX века, когда весь акцент был на талии, плечах и груди. На секунду вообразите её в одежде Натальи Гончаровой — смех да и только! Все её недостатки гротескно бы гиперболизировались. И она хорошо понимала это и прекрасно это обыгрывала.
В январе 1950-го она писала сестре Эльзе:
«Новый год встретила в твоей накидке. На нее нашили недостающие жемчужины, и надела я ее на твое же длинное, узкое, с длинными рукавами платье (не помнишь его?). В меру своих возможностей я выглядела блестяще, очень элегантно».
Те, кто встречал Лилю Брик в пожилом возрасте, расходятся во мнениях. Вот что, к примеру, успел написать о встрече с легендой российский телеведущий Борис Ноткин, застрелившийся в день рождения Лили Брик в 2017 году:
«Уже через несколько минут я понял: она относится к особой категории женщин. Подавляющее их большинство в разной степени умеет пробуждать мужские инстинкты. Очень редкие женщины обладают способностью быть музой, вдохновением, мечтой. Её магия не зависела от возраста».
Катанян-младший (её пасынок, сын Василия Катаняна) настаивал, что окружающих кавалеров сражала рыжеволосая красота, а также «живой, общительный, но независимый характер и сексапил, который она излучала помимо своей воли».
Эльза (тогда еще Элла Каган) и вовсе отзывалась о сестре экстатически:
«У нее был большой рот с идеальными зубами и блестящая кожа, словно светящаяся изнутри. У нее была изящная грудь, округлые бедра, длинные ноги и очень маленькие кисти и стопы. Ей нечего было скрывать, она могла бы ходить голой, каждая частичка её тела была достойна восхищения. Впрочем, ходить совсем голой она любила, она была лишена стеснения. Позднее, когда она собиралась на бал, мы с мамой любили смотреть, как она одевается, надевает нижнее белье, пристегивает шёлковые чулки, обувает серебряные туфельки и облачается в лиловое платье с четырехугольным вырезом. Я немела от восторга, глядя на нее»
Отсутствие у Лили детей — это тоже часть имиджа. И хотя она предлагала Маяковскому перед его поездкой в Мексику родить малыша (представляем, как он был бы счастлив!), но как-то не сложилось. А может, это из-за раннего аборта.
Маяковский и Лиля в Ялте в 1926 году
Но самое главное, Лиля никогда не сомневалась в своей привлекательности. Согласитесь, это гораздо лучше, чем вечные комплексы и жажда чужого одобрения?
Мы ещё должны учитывать, что все события происходят в Серебряном веке, а ведь это время завораживающих и возвышенных женщин. Больше таких периодов в нашей культуре не было. Серебряный век, а затем авангард упразднили многие ханжеские предрассудки. Эти периоды стали самыми свободными в истории нашей страны. Не скотской распущенности, а красивой, полиамурной, но возвышенной любви. Ни до, ни после ничего подобного и быть не могло.
Шёлковые туфли-мюли на маленьких ножках в шёлковых чулках.
Вот что говорит Татьяна Васильева, которую Лиля почему-то опекала и приблизила к себе:
- О, это была великая женщина. Я понимаю тех выдающихся мужчин, которые любили ее. Она была обаятельна, остроумна, независима в своих оценках, говорила то, что думала. Она никогда не работала в отличие от ее сестры, писательницы Эльзы Триоле, которая трудилась не покладая рук. Эльза просыпалась в 5 утра, выпивала стакан сока и начинала писать. А Лиля вставала не раньше 3 - 4 часов дня. На этой почве между сестрами всегда были раздоры. На груди у Лили висело кольцо, подаренное Маяковским, с ее монограммой «ЛЮБЛЮ».- На Лиле Юрьевне надето платье в пол от Кардена, на руках – красный маникюр. Ярко-рыжие волосы, из которых она заплетала тоненькую косичку. Эту косичку венчал красный бантик. Если некому было сделать ей грим, то этот грим делала сама. Поскольку от возраста у нее дрожали руки, то получалось, что одна бровь летела вверх, другая была опущена. Зигзагом шел контур на губах. Но все это не имело никакого значения, потому что ее выход к гостям был похож на выезд королевы.Иногда она мне делала подарок. Чаще всего это были французские духи, названия которых я и не слышала. Ужасно неловко было их принимать, и я старалась улизнуть. В очередной раз, кроме духов, она вручила мне сверток. В этом свертке была длинная юбка, явно дизайнерская, необычная, изысканная. Я ее укоротила и еще долго носила, а потом отдала сестре. Такие красивые вещи вечны.Лиля Юрьевна давала мне уроки этикета и хорошего стиля. Например, говорила мне: «Танечка, очень неприлично носить шубу мехом вверх. Мех должен быть внутри». У нее я впервые увидела такую шубу - с виду как будто бы шелковый плащ, а когда его распахиваешь - внутри соболь. Это было мое первое «меховое» потрясение.
Литературный критик Зиновий Паперный сказал:
Впрочем, она всегда была собой. Я бы даже сказал так: она позволяла себе быть такой, какой была, не думая о том, как это выглядит со стороны и какое впечатление может произвести на окружающих.
Раскрепощённость Лили происходила от той же уверенности в себе. Алиса Ганиева описывает яркий эпизод о том, как в юности любовник Лили Гарри Блюменфельд писал ее голой.
Получились сразу две картины:
«Женщина в корсете» а-ля Рубенс («Я в розовом элегантном корсете, в очень тонких черных шёлковых чулках и в атласных, чёрных, спадающих с пяток, утренних туфлях. Из-под корсета на груди кружево рубашки» и «Венера» («Я буду лежать голая, на кушетке, покрытой ослепительно белой, даже слегка накрахмаленной, простыней. Как на блюдце, говорит Гарри. Куплен тёмно-серый тяжелый шелк, он повешен густыми складками фоном позади кушетки. Куплено также множество подушек разнообразных размеров и форм, обтянутых золотой и серебряной парчой всех фактур и оттенков. Я буду полулежать. Волосы чуть сплетены и перекинуты на плечо. На одну руку я опустила голову, в другой деревянное, золоченое, найденное с величайшим трудом у антиквара венецианское зеркало. На простыне передо мной огромная пуховка в розовой пудре, губы подмазаны».
И вот как забавно получилось: революция очень хорошо «легла» на буржуазные вольные нравы Лили Брик. Только отдаваться каждому товарищу, который хочет «выпить стакан воды», она не спешила. Надеемся, вы поняли аналогию со стаканом воды: эту раннюю революционную секс-теорию приписывают валькирии революции Александре Коллонтай, хотя это вопиющая неправда и фальсификация. Но вот свобода и раскрепощённость Лили прекрасно совпала с новым моральным укладом молодой страны Советов.
Алиса Ганиева пишет: «Юбки до колена и шляпки-клош, мимолетные связи и яркие губы, алкоголь и сигареты, чарльстон и шимми, мужчины и автомобили, смелость и независимость — именно из этого вздорного теста лепилась Лиля Брик».
А вот как филолог София Вишневская вспоминает встречу с Лилей Брик в Доме кино на премьере фильма Сергея Параджанова:
«Я как загипнотизированная разглядывала жидкую косицу на роскошной черной шали, розоватый затылок, просвечивающий сквозь красные волосы. Нет, это не было смесью красок — хны и басмы, это был красный стрептоцид, известный мне с детства. Существовал еще запах, оглушительно прекрасный, не соответствующий ничему, — это был запах роскоши. “Герлэн”, “Шанель номер пять”, “Мицуко”, “Нарсис нуар”…».
А ещё помимо раскрепощённости Лиля всегда была яркой и креативной (хотя такое слово тогда не употреблялось). Например, вот как она встречала Новый год: Брик встречал футуристов в узбекском халате и чалме, а Лиля завораживала голыми коленками, красными чулками, коротким шотландским килтом и русским платком, завязанным вместо лифа. Про коленки ещё будем говорить, читайте дальше.
Лиля — имиджмейкер
Знаменитый писатель и человек сумасшедшей судьбы Виктор Шкловский вспоминал: «Л. Брик любит вещи. Серьги в виде золотых мух и старые русские серьги, у нее жемчужный жгут, и она полна прекрасной чепухой, очень старой и очень человечеству знакомой. Она умела быть грустной, женственной, капризной, гордой, пустой, непостоянной, влюбленной, умной и какой угодно. Так описывал женщину Шекспир в комедии».
Кстати, Шкловскому Лиля не нравилась — он был безумно влюблён в её сестру Эльзу, дрался из-за неё и разгонял поклонников. Одного даже бросил в реку Рейн. А Эльза всю жизнь любила Маяковского.
Вот что пишет Брик Маяковскому в апреле 1918-го:
«У меня есть новые, очень красивые вещи. Свою комнату оклеила обоями — черными с золотом; на двери красная штофная портьера. Звучит всё это роскошно, да и в действительности довольно красиво. Настроение из-за здоровья отвратительное. Для веселья купила красных чулок и надеваю их, когда никто не видит — очень весело!!».
А влюблённый поэт всегда отдавал ей 90 % заработков, отдавал всё, что мог, всё, что было. Поэтому Лиля ездила в Европу на шопинг «приодеться» в то время, когда смута и разруха выкашивали страну. Красиво жить не запретишь!
Женщины не понимали, что в ней находят мужчины. Лидия Чуковская говорила о Лиле: «Я ее видела впервые в театре на “Продавцах славы”, когда ей было едва 30 лет. Лицо несвежее, волосы крашеные, и на истасканном лице — наглые глаза».
«Меня поражало, — вспоминала М. Талова про Лилю, — как эта маленькая, не обладавшая никакими талантами и, по моему мнению, вовсе не красивая, густо накрашенная женщина вертит этим громадиной Маяковским, будто спичкой».
Что такое имидж Брик?
Почему-то все статьи о Лиле Брик сводятся к набившим оскомину цитатам про бельё, туфли и так далее. Но неужели вы верите в то, что мужчина увидит какие-то расчудесные чулки и влюбится без задних ног? Все эти штучки-финтифлюшки Лиля просто любила и постоянно приобретала, но для имиджа это роковой роли не играло.
Имидж — это умение пленять людей, запечатлеться в их памяти, не слиться с серой толпой. У неё было много подруг, которые любили одеваться во всё французское и английское, а толку? Впрочем, зачем далеко ходить — родная сестра Эльза жила в Париже, потом в Лондоне и обладала замечательным вкусом. Лиля постоянно писала ей с просьбами что-то прислать. Но почему-то красивые заграничные вещи не сделали Эльзу женщиной с прокачанным имиджем.
Но цитату про бельё всё равно нужно привести в пример.
Как-то раз она поделилась с пасынком Василием Катаняном-младшим рецептом: «Надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не понимают. И разрешать ему то, что не разрешают ему дома. Например, курить или ездить куда вздумается. Ну а остальное сделают хорошая обувь и шелковое белье».
И обратите внимание на то, что одежду и образы мы воспринимаем сквозь призму Лилиного обаяния. Если бы эти умопомрачительные платья и костюмы были надеты на других женщин, не было бы такого эффекта.
А ведь это всё имидж! Обаяние — это манеры, мимика, настрой, самоощущение, персона. А макияж, одежда, обувь, нижнее бельё — это едва ли 10 % от личного бренда Лили Брик, если выражаться современным языком.
Вот что Лиля пишет Осипу из Лондона:
«Так как я опять не знаю, когда попаду в Москву, а вы, должно быть, обносились, то шейте костюмы. Осик, не завидуй Володиной подкладке — твоя гораздо лучше и дороже, к сожалению, для Володика такой уже не было. <…> Очень рада, что Аннушка довольна юбкой. Привезу ей еще такой же материи на жакет, чтобы был костюм. Я продала кое-что из своих тряпок и вместо них купила себе замечательное непромокаемое пальто, вязаный костюм, вязаное платье, две шляпы, башмаки, ботики, ночные туфли; починила шубу, купила несколько материй на платья и белье. Всё это здесь ужасно дорого. Зато приеду шикарная!! Одна беда — потолстела ужасно! Здесь все откармливаются, и я за компанию»[190] (середина января 1922 года).
Сейчас посылаю вам материи и подкладки на костюмы. Осику — четыре аршина. Волосику — пять, хотя нужно только четыре с половиной. Пол-аршина на две книги. Аннушке три аршина на юбку. На костюмы материя изумительная: английская. Пользуюсь случаем и посылаю 10 ф. сахару» (28 декабря).
Или вот ещё показательный отрывок из письма: «С шубкой 22 несчастья, не так положили ворс, и когда я в первый раз надела ее, то вызвала в трамвае бурные восторги своими голыми коленками». Голые коленки на Новый год (красные чулки под килт!), голые коленки в трамвае…И это в 20-е годы! Тогда женщины не носили юбок выше колен. Вообще не носили.
В день оглашения приговора о растратах и безобразных кутежах, в которых сама она, очевидно, с удовольствием участвовала, Лиля фланировала по Парижу и подумывала, не поехать ли в Ниццу или в Испанию. Они с Эльзой флиртовали, демонстрировали на вечерних приемах наряды от гениальной Надежды Ламановой и постоянно скакали с одной вечеринки на другую.
Лиля с экземпляром «Про это», 1924
Теперь про Ламанову. Лиля очень тесно работала с ней и заказывала вещи. Надежда Ламанова была очень известной в России модисткой. Не случайно ее называли «русский гений элегантности». В период расцвета «Русских балетных сезонов» Сергея Дягилева Н.П. Ламанова создавала по эскизам Л. Бакста костюмы для прима-балерины Тамары Карсавиной.
Л. Брик и Э. Триоле демонстрируют платья Н. Ламановой. Париж. 1924.
Ее услугами пользовались Екатерина Гельцер — прима-балерина Большого театра и подруга Лили Брик, актрисы Мария Андреева, Вера Холодная, Мария Ермолова, Ольга Книппер-Чехова, жены банкиров, военачальников и вся московская элита (до революции Н. Ламанова была поставщицей двора его Императорского высочества).
Лиля Брик в платье от Ламановой. Фото опубликовано в газете «Excelsior-Dimanche» 21 октября 1923 года
Лиля Брик в платье и шляпе Ламановой
И раз мы упомянули Ламанову, то нельзя промолчать о самой Мадлен Вионне, звезде мировой моды первой величины. А Лили Юрьевна Брик покупала у неё вещи haute couture! Это то же самое, что сейчас скупить всю коллекцию Шанель и Армани.
Так вот, когда Лиля отправилась в турне по Европе, Маяковский отдал ей 25 тысяч долларов (!), которые брал с собой на всё путешествие.
«Очень плохо, что ты не зашел к Вионне. Если окажутся деньги — пошли им обязательно сколько-нибудь: 50, Av. Montaigne, Madeleine Vionnet. Paris. Mr. Louis Dangel». А потом напоминает: «Надо денег на квартиру Vionnet». Вот так Лиля Брик роскошествовала в то время, когда бежавшие великие русские князья и княжны работали в Париже кем придётся!
Вернулась из евротура тоже эффектно: выходила из поезда в эффектной беличьей шубе, а следом шёл преданный Маяковский.
Шло время, менялась мода. В 1924 году Л. Брик, находясь в Париже, решила обновить свой гардероб. После приезда из Парижа состоялась одна из фотосессий Лили Юрьевны. Л. Брик была любимой моделью известного фотографа Александра Родченко.
В 1920-е годы вошли в моду костюмы из ткани джерси и шерсти. Точно такой же костюм и был у Л. Брик, причём современники очень часто вспоминают её в нём или подобных «Уже в начале сентября, проходя по Столешникову переулку, я встретила Владимира Владимировича. С ним шла маленькая, очень элегантная женщина с темно-золотыми волосами в синем вязаном костюме. Маяковский смотрел в другую сторону, и я могла свободно разглядывать их»
И вот ещё упоминание Натальи Рябовой о вязаном костюме — а тогда их в России никто ещё не носил: «Так вот она какая, Л. Ю. Б. Никогда не видев раньше Лили Юрьевны, я почему-то не сомневалась, что это именно она»
В Париже Лиля накупила уйму туфель, часиков, носовых платков, шесть смен белья, сумочки. А с другой стороны, кто из нас не потратил бы все деньги безумно влюблённого мужчины, да ещё в Париже? То-то и оно.
Ив Сен-Лоран
Дружба Лили Брик с Ивом Сен-Лораном давно стала притчей во языцех. Он боготворил и её, и Эльзу. Кутюрье даже создал костюм «Глаза Эльзы», на котором по чёрному бархату фиолетовым и золотым бисером будут вышиты ее удивительные зрачки. Этот примечательный эпизод мало кто знает, а вот история про зелёную шубку Dior и встречу с Ив Сен-Лораном в Шереметьево упоминают в любом материале о Лиле Брик.
Сен-Лоран обожал Лилю с первого взгляда: он понимал, что перед ним женщина элегантная, остроумная, не зашоренная советскими стандартами. Индивидуальность. Они встретились в аэропорту Шереметьево в 1975 году — Лиля летела в Париж на выставку Маяковского, а кутюрье пересаживался на парижский рейс, возвращаясь из Токио. Оглядывая унылое сборище толстых женщин в костюмах фабрики «Большевичка», он мгновенно обратил внимание на даму в зеленой норковой шубе от Диора.
Они тут же познакомились, и в Париже он сразу стал приглашать ее на свои показы, водил на выставки, прислушивался к ее советам и даже назвал своего мопса кличкой, которой нарекла его Лиля, — «Мужик». С тех пор модельер буквально купал московскую знакомицу в подарках. Преподнес ей свой новый аромат «Опиум», два браслета и бесконечное количество авторских туалетов, существовавших в единственном экземпляре: фиолетовые бархатные брюки, пояса из перьев, бордовое суконное платье, черное платье с тафтовым низом и бархатным жакетом.
И вот ещё что: когда Лиля Брик умерла, её надушили «Опиумом» от Ива Сен-Лорана.
В Париже Брик принимают в домах интеллектуальной, финансовой, богемной элиты, водят в знаменитые рестораны, угощают суфле из омаров и форелью с миндалем.
«Что у Лили удивительно — это голос и ее манера говорить. Голос — как струнный квартет. Обаяние ее сверкает, как весна, но она не играет им» — так Банье описывал Лилю в журнале «Монд».
Пожалуй, только Рената Литвинова и Наталья Водянова могут похвастать чем-то отдалённо похожим на такое признание в мире высокой моды и богемы. И уж точно не благодаря имиджу. Им далеко до Лили Брик.
«Голое» платье и духи от Герлена
Лиля Брик определённо стала бы очень талантливым модельером, стилистом, имиджмейкером. Она прекрасно понимала законы колористики и цветотипов, а ещё разбиралась в тканях, фасонах, оттенках.
Алиса Ганиева пишет:
Стены в «кают-компании» (так называли столовую квартиры в Гендриковом) она придумала выкрасить в синий цвет, чтобы на этом фоне ее кожа казалась еще белее, а волосы — еще огненнее. Абажур, подвешенный над столом, был обмотан прозрачной фиолетовой материей. Когда садились к столу за карты и абажур опускался вниз, фиолетовый отблеск оттенял белизну хозяйкиных рук. А наряды… Наряды были главным ее оружием.В годы Гражданской войны, когда люди ходили в рванье, Лиля исхитрилась соорудить себе чудо-платье из узбекской набойки и украсила его пуговицами из ракушек. Портьера же с бахромой пошла на невиданное пальто. Надежда Ламанова, создававшая по эскизам Бакста балетные костюмы для труппы Дягилева, обшивавшая императорских особ, знаменитых актрис и пузатых нэпманш, как-то раз восхитилась платьем, которое Лиля сшила себе из ситцевых платков. Лиля повезла Ламанову к себе на дачу в Пушкино, сняла с себя это платье и подарила звездной модистке.
А ещё они сотрудничали и создали прекрасные образы для выставки в Париже.
Вообще Брик была законодательницей мод во всём. Она первая надела «голое» платье.
Есть другая, гораздо более смелая фотография в жанре «ню», сделанная Осипом Бриком в конце 1920-х: Лиля лежит на тахте совсем обнаженная, попой кверху и смотрит на фотографа.
Кто-то сегодня мог бы назвать Лилю некондицией — любимое выражение Александра Васильева! — но это неправда. У неё красивый плоский живот, тоненькие ножки и ручки, нет жира на спине. Она гамин, очень миниатюрная женщина. Это на фото она кажется крупной, но посмотрите на неё рядом с Маяковским — женщина-ребёнок просто.
Она первая в Москве стала приглашать к себе на домашние вечера тапера, первая из москвичек села за руль и получила водительские права. Что это говорит об её имидже? Ещё раз доказывает её новаторство и смелость.
Лиля также любила авангард не только в искусстве и быте, но и в одежде. Она обожала ткани с авангардными геометрическими рисунками, благо ее подруга, художница Людмила Попова, слыла асом в создании таких материй и необычных моделей одежды — и на поток, и штучных. Лиля была, конечно, среди первых заказчиц. Есть фотография Родченко, где она позирует в золотом платье в стиле ар-деко и косынке как раз из такой ткани.
Когда Маяковский отправлялся за границу, он получал длинный перечень модных поручений. Вот, к примеру, образец такого списка 1928 года:
«В БЕРЛИНЕ:
Вязаный костюм № 44 темно-синий (не через голову). К нему шерстяной шарф на шею и джемпер, носить с галстуком.
Чулки очень тонкие, не слишком светлые (по образцу).
Дррр (речь о застежке-молнии. — А. Г.)… — 2 коротких и один длинный.
Синий и красный люстрин.
В ПАРИЖЕ:
2 забавных шерстяных платья из очень мягкой материи.
Одно очень элегантное, эксцентричное из креп-жоржета на чехле. Хорошо бы цветастое, пестрое. Лучше бы с длинным рукавом, но можно и голое. Для встречи Нового года.
Чулки. Бусы (если еще носят, то голубые). (То есть Владимир Владимирович должен был сначала выяснить, что носят, а потом уже покупать. — А. Г.) Перчатки.
Очень модные мелочи. Носовые платки.
Сумку (можно в Берлине дешевую, в К. D. W.) (этой аббревиатурой до сих пор обозначают универмаг «Kaufhaus des Westens» — «Торговый дом Запада». — А. Г.).
Духи: Rue de la Paix, Mon Boudoir и что Эля скажет. Побольше и разных. 2 кор. пудры Arax. Карандаши Brun для глаз, карандаши Houbigant для глаз»[549].
Чулки в Лилиных письмах вообще упоминаются чаще всего. В Советском Союзе шелковых было не найти, но выручала Эльза. Лиля пишет Маяковскому:
«Скажи Эличке, чтоб купила мне побольше таких чулок, как я дала тебе на образец, и пары три абсолютно блестящих, в том смысле, чтобы здорово блестели, и тоже не слишком светлых. Купи еще штуки 3 др[угих] р[азных?] р[азмеров?]».
По Лилиным эпистолярным поручениям можно составить представление о ее базовом гардеробе и любимых марках косметики. Она наказывала сестре:
«Элик, пришли мне длинные брюки (черные или темно-серые), чтоб можно было носить с любой кофтой, расширенные книзу, из легкой, немнущейся шерсти. Если к ним окажется длинная кофта, я не обижусь… Одежка моя и износилась, и до смерти надоела. Лучше всё черное. Мои, купленные шесть лет тому назад, — почти лохмотья, № 46. И несколько пар чулок»[551].
А здесь огромный список вещей, который могла составить только Лиля Брик:
«Купи мне, пожалуйста, два полувечерних платья (длинные) — одно черное, второе — какое-нибудь (если не слишком дорого, то что-нибудь вроде парчи, обязательно темной) и туфли к ним. Материи в этих платьях — позабавнее и туфли — тоже. Потом мне нужно 4 коробки моей пудры (телесного цвета); 3 губных карандаша Ritz — твоего цвета; румяна Institut de beaute — твой цвет (мазь, а не пудра); одороно; две очень жесткие рукавички (вроде вязаных); черные высокие ботики; чулки, конечно, — если хватит денег, то дюжину; шпильки рыжие — покороче; духи Gicky (герленовские духи «Jicky». — А. Г.); какую-нибудь забавную дешевую шелковую материю (темную, можно пестренькую, в цветочек) Жене на платье; булавки проспростые и крошечные английские; несколько косичек разных ниток; голубой блокнот с конвертами; мне два каких-нибудь платьишка для постоянной носки. Как видишь — список огромный, а денег мало! Скомбинируй как-нибудь».
И все мужчины баловали Лилю нарядами! Например, Виталий Маркович Примаков покупал ей всё, что она хотела:
«Хожу во всём твоём — с ног до головы. Я теперь самая элегантная женщина в Москве!».
А вот что Лиля писала Эльзе Брик про макияж:
«Губы, оказывается, надо мазать не очень жирной помадой, а помазав, промокать бумажной салфеткой. Тогда в морщинки не затекает. Возня».
Там же сообщает:
«Копирую платье с фартучком — из черной шерсти. И если у тебя есть какая-нибудь темно-коричневая шапочка, которую ты уже не носишь, — пришли мне к коричневой шубке. Я купила себе новую шубку, красивую. <…> Посылаю тебе три пары наших нилоновых чулок. У нас они называются “капрон”. Они такие же прочные, как “нилон”. Не знаю, будешь ли ты носить их. Годится ли тебе цвет, качество? Если годятся — напиши, я еще пришлю. У вас сейчас, говорят, носят цветные?». То есть Лиля высылала Эльзе из России нейлоновые чулки! Невообразимо просто.
Маяковский в загранпоездках выбирал Лиле бельё с такой тщательностью и внимательностью, как иные мужчины не выбирают авто. В 1925 году после турне в США поэт и его муза встретились в Берлине, где Лиля продемонстрировала ему верх элегантности. Она надела фиолетовое платье и закурила фиолетовую сигару.
«Джикки» — любимые Лилины духи «Jicky» от Герлена, классический аромат унисекс с восточными нотками, созданный еще в 1889 году. Это были первые духи с использованием синтезированных веществ, а флакон напоминал медицинскую склянку с пробкой, как от бутылки шампанского.
Но главными украшениями, конечно, были кольца-печатки с инициалами «ЛЮБ» и «WM». Кольца многих гипнотизировали — ведь это от самого Маяковского!
Причем она не только одевалась сама, но и любила наряжать, дарила интересные вещички знакомым — и мужчинам, и женщинам. Актриса Татьяна Васильева вспоминала:
«Иногда она мне делала подарок. Чаще всего это были французские духи, названия которых я и не слышала. В очередной раз, кроме духов, она вручила мне сверток. В этом свертке была длинная юбка, явно дизайнерская, необычная, изысканная.
Лиля Юрьевна давала мне уроки этикета и хорошего стиля. Например, говорила мне: “Танечка, очень неприлично носить шубу мехом вверх. Мех должен быть внутри”. У нее я впервые увидела такую шубу — с виду как будто бы шелковый плащ, а когда его распахиваешь — внутри соболь».
Салоны красоты она не жаловала; косметички, маникюрши, педикюрши всегда приходили к ней на дом. Лилина косметичка восхищенно рассказывала переводчице Юлии Добровольской, что кожа ее постоянной клиентки даже в старости как будто светится изнутри. Актриса Алла Демидова вспоминала: «Она и в старости следила за собой. Помню ее волосы, бледное, тогда немного квадратное лицо, нарисованные брови и очень яркий маникюр, тонкие руки. Она почти всегда сидела и только невластно распоряжалась: “Васенька, у нас там, по-моему, плитка швейцарского шоколада осталась, давай ее сюда к чаю”».
Разноуровневые брови-червячки
Секрет разноуровневых Лилиных бровей раскрыла актриса Татьяна Васильева, работавшая в то время в Московском академическом театре сатиры:
«На Лиле Юрьевне надето платье в пол от Кардена, на руках — красный маникюр. Ярко-рыжие волосы, из которых она заплетала тоненькую косичку. Эту косичку венчал красный бантик. Если некому было сделать ей грим, то этот грим делала сама. Поскольку от возраста у нее дрожали руки, то получалось, что одна бровь летела вверх, другая была опущена. Зигзагом шел контур на губах. Но всё это не имело никакого значения, потому что ее выход к гостям был похож на выезд королевы».
А еще одной Лилиной изюминкой были волосы необычного янтарного цвета. Исполнительница романсов Татьяна Лещенко-Сухомлина записала в военные годы:
«Лиля Юрьевна Брик позвала к себе. Пришла я вечером, у них дома — Европа и уют. Лиля так умеет его создать: кофе у нее изумительно вкусный, стол красиво накрыт, тарелочки, нарядная скатерть, красивые чашки — и у Лили такой вид, будто у нее три домработницы! Сидит элегантная, чудно причесанная.
Лиля любила всё опрятное, яркое, красивое. У нее и дом был похож на дизайнерское гнездо: картины, автографы, расписные подносы, самодельная скатерть, лоскутная занавеска. В 1966 году она пишет Эльзе:
«Только что ушел от меня парикмахер, и волосы стали красивые. Первые дней 10 причесываюсь на пробор. Сзади — новая прическа: 2/3 волос заплетены в косу и сложены вдвое, остающиеся делают петлю и висят поверх косы. Всё это заколото большой кожаной английской булавкой, удобно и хорошо держится. <…> После парикмахера — кейфую. Лежу, ем жареные орешки и читаю “Женитьбу”».
Свою крашеную косу пожилая Лиля перевязывала шнуром или бантом — эту манеру она позаимствовала у жены французского переводчика Филиппа Ротшильда. «Скажи Полине, — обращалась она к сестре, — что я собезьянничала ее прическу. Мне к лицу, хоть и не по возрасту. Я такая и в театр хожу. Надо же хоть как-то развлекаться»[565]. Но коса была не всегда. В середине 1920-х, когда все носили стрижку «гарсон», Лиля тоже постриглась под мальчика. Тогда же она экспериментировала со стилем унисекс. На одной фотографии Лиля монтирует свой «Стеклянный глаз» в мужском галстуке — это было очень революционно.
«У нее было интересное мышление, — рассказывал модельер Слава Зайцев филологу Ларисе Колесниковой в 2008 году. — Она прекрасно обсуждала коллекцию, очень значительно, профессионально. Есть люди, которые мямлят, а она оттачивала каждое слово. Но с Лилей Юрьевной я общался коротко, я был скромным парнем из Иваново и робел перед ней, понимая, что она — легенда. У нее была очень сильная аура, и поэтому она была закрытой для меня, я вел себя отстраненно. Она понимала свою значимость. Я был поражен: она, будучи маленькой сгорбленной старушкой, несла потрясающий стиль. Лиля Брик была очень стильной женщиной!»[566]
На каждом спектакле «Клоп» Маяковского в Театре сатиры она буквально лежала в первом ряду, в середине, — в чёрных касторовых брюках, в черной шёлковой блузе, волосы выкрашены в краснорыжий цвет и заплетены в косу, как у девицы, и эта косица лежит справа на плече, и в конце косицы кокетливый черный атласный бантик.
Лицо музы, теперь уже мумии, набелено белилами, на скулах пылают румяна, высокие брови подведены сурьмой, и намазанный красный ротик напоминает смятый старый кусок лоскутка. Красивый вздорный нос. Бриллианты — в ушах, на костлявых и скрюченных пальцах изнывает от тоски несметное богатство в виде драгоценных колец.
Пальцы унизаны бриллиантовыми кольцами, ногти светятся холодным серебром перламутра. Но во всей этой продуманной элегантности было что-то вымученное. И только на лице, под полным вечерним гримом, черными угольями сверкали ведьминским пламенем глаза. Глаза, полные жизни и неудовлетворенной страсти. Именно в эту минуту, когда я заглянул в их омутовую бездонность, я понял, что таких женщин не бросают, а становятся их рабами до конца жизни, до гробовой доски»
ЗРЕЛОСТЬ И СТАРОСТЬ
Нередко зрелые женщины напрочь блокируют свой ресурс имиджа. Переедают, толстеют, теряют тонус из-за того, что не хотят нравиться всем налево и направо. У них нет мотивации. Вот и Лиля старела очень нервно, тяжело, и это можно понять: имидж — её главный инструмент и опора. В 40 лет она начала полнеть, переживала, старалась меньше есть.
Лидия Гинзбург писала:
«Лиля Брик уже почти откровенно стареющая, полнеющая женщина. Она сохранила исторические волосы и глаза. Свою жизнь, со всеми её переменами, она прожила в сознании собственной избранности и избранности своих близких, а это дает уверенность, которая не дается ничем другим. Она значительна не блеском ума или красоты (в общепринятом смысле), но истраченными на нее страстями, поэтическим даром, отчаянием».
В последние дни она настолько поскучнела, что впервые в жизни перестала смотреться в зеркало. Для дамы, никогда не выходившей из спальни ненакрашенной и в халате, — нонсенс.
0 коммент.:
Отправить комментарий