Любимая бабушка советского кино Татьяна Ивановна Пельцер: «Какое это благо — жить!»

Любимая бабушка советского кино Татьяна Ивановна Пельцер: «Какое это благо — жить!»

Нет ничего удивительного в том, что Татьяну Пельтцер никто никогда не помнит молодой. На экране, да и на сцене, она всегда была мамой, тетей, бабушкой. Даже в своем кругу ее любовно звали «Бабушка», хотя ни внуков, ни детей у нее не было…

Предок артистки – Наполеон Пельтцер, пешком пришел в Россию из из Рейнской области, имея всего сто талеров в кармане. Здесь он овладел текстильным делом и довольно быстро разбогател. Судя по всему, тезка великого французского императора был столь же рисковым человеком, поскольку, например, в 1845 году купил разорившуюся суконную фабрику в Нарве и поднял её, что называется, с нуля. Потомок Наполеона Иоганн Пельтцер был смекалистым портным, у которого довольно рано проявились артистические наклонности (снимался в фильмах «Белеет парус одинокий», «Медведь», «Большая жизнь», «Она защищает Родину», «Последняя ночь»).

Татьяна Пельтцер с отцом

Его дочь Татьяна, родившаяся 6 июня 1904 года, первые робкие шаги на сцене сделала пятилетней девочкой, играя мальчика Авли в инсценировке романа Сенкевича «Камо грядеши», где ее первым учителем был отец.

Татьяна Ивановна Пельтцер не оканчивала театральных учебных заведений. В 1923 году она была исключена из труппы театра с безликим названием МГСПС с формулировкой «за профнепригодность». Разочаровавшись в актерстве, Татьяна Ивановна вышла замуж за немецкого коммуниста и писателя Ганса Тейблера, с которым уехала в Германию.

Татьяна Ивановна в молодости

Брак оказался непрочным: после 4-х лет замужества Татьяна Ивановна вернулась домой. Без супруга. О причинах ухода от мужа она не сказала ни одному человеку.

С этим же замужеством связан курьезный случай, ставший уже легендой. Много лет спустя Ольга Аросева, Галина Волчек и Татьяна Пельтцер отдыхали в Карловых Варах.

К Пельтцер приехал ее бывший муж. До войны они жили в Германии, но его, члена Коминтерна, коммуниста, Гитлер бросил в концлагерь, а Татьяна Ивановна уехала в Россию. Они не виделись много лет, у каждого своя жизнь, и встретились в Карловых Варах. Ходили, взявшись за руки, не расставаясь ни днем, ни ночью.

И вот, когда дружная компания расположилась под тентами летнего кафе, Волчек, глядя на эту волшебную пару, задумчиво сказала: «Какая же тварь этот Гитлер, какую любовь разрушил…»

На что бывший член Коминтерна, узник концлагеря, жертва нацизма и муж Татьяны Ивановны Пельтцер заметил: «Да, конечно, Гитлер был очень нехороший человек, на нем много грехов, но в нашей разлуке он не виноват. Я у Танечки нечаянно обнаружил в кармане фартука любовную записку от моего лучшего друга…»

Пауза. Аросева: «Танька! Так ты, выходит, бл…дь, а не жертва нацизма?!»

«Она всегда хорошо понимала, где правда, а где наигрыш и штампы, — вспоминает в интервью «КП» Марк Захаров. — Она могла быть скучной на репетиции, но всегда была правдивой. Ничего не изображала голосом. И мне это было очень ценно. Мало кто знает ее с этой стороны, но Татьяна Пельтцер очень внимательно наблюдала, что происходит в театре, в кинематографе — нашем и зарубежном.

Она была продвинутым человеком». Отношения между требовательной актрисой и педантичным режиссером были непростыми. Тем не менее, все трения были преодолены, а на закате своих дней Пельтцер завещала Захарову свою библиотеку. В адрес Захарова были направлены и довольно едкие замечания, впоследствии ставшие цитатами: «Ни один спектакль от репетиции лучше не становится» и «Вот вы, Марк Анатольевич, всё сидите, подолгу репетируете, а вот у Корша (Фёдор Адамович Корш основатель Театра Корша. — Прим.) каждую пятницу была премьера».

Татьяна Ивановна Пельтцер вела здоровый образ жизни: выпивала в меру, на гастроли с собой всегда возила не только коврик для зарядки, но и посуду с плиткой, предпочитая готовить самостоятельно здоровую пищу. Тем не менее, годы брали свое. «В нашей стране часто большие актеры уходят не очень складно и не очень красиво, — замечает Марк Захаров. — У нее было тяжелое заболевание — потеряла память, потом сознание начало меркнуть… Хотя она до последнего держалась и играла с Абдуловым финал «Поминальной молитвы». Роль Берты Григорий Горин в этом спектакле написал специально для нее.

Саша — человек открытый, талантливый. Она это ценила, а он расточал ей особые комплименты. Когда они в «Молитве» выходили на сцену, Саша ее незаметно щипал — тогда она говорила свою реплику. Иногда невпопад, что тоже было смешно. Мы ее звали «наша баушка». Ее все обожали. Любили и немножко побаивались. Она иногда могла врезать прямо со сцены, если ей кто–то мешал, что–то не то говорил, реплики путал. Ее предфинальное появление под абдуловское «Мама, ориентируемся в пространстве!» вызывало у зрителей слезы и бешеные овации»…

Писатель, журналист, телеведущий и кинокритик Глеб Скороходов писал: «Между Сашей и Татьяной Ивановной сложились нежные, трогательные отношения, как между сыном и матерью. Татьяна Ивановна любовалась его красотой, робко восхищалась, болела за его неудачи и успехи… Он стал ее последней привязанностью. Спас ее от отчаяния…».

Татьяны Ивановны не стало в 1992 году, но знают и любят до сих пор, хотя, казалось бы, в ее репертуаре нет больших ролей. Но, как ее героиня Федоровна в спектакле по пьесе Людмилы Петрушевской «Три девушки в голубом», могла бы сказать: «А мне ни от кого ничего не надо». Она и так была одарена сверх меры — талантом и любовью публики.

В нашей памяти она так и останется озорной, бесстрашной, обаятельной и эксцентричной актрисой, которая и в 70 лет могла перелезать через забор, кататься на крыше троллейбуса и не унывать, несмотря на все личные трудности. «Да что вы плачетесь! Живите и тому радуйтесь — ведь какое это благо — жить!» — говорила Татьяна Ивановна.

Золотые слова, не правда ли?

По материалам - futurico