Слова, написанные сердцем: письмо Евгения Леонова сыну » Ты знаешь, это какое богатство — любовь…»
«Дети — это маленькие взрослые, поэтому и разговаривать с ними нужно как с лучшими друзьями», «Детей нет — есть люди, но с иным масштабом понятий, с иным запасом опыта, иными влечениями, иной игрой чувств. Помни, что мы их не знаем…».
Не знаем, слышал ли актер Евгений Леонов слова великих педагогов Антона Макаренко и Януша Корчака но этим правилам идеального воспитания любимого сына он следовал неукоснительно. Читаешь письма великого актера и человека, адресованные сыну Андрею, и поражаешься мудрости его автора, умению заглянуть в детскую душу, понять драматизм ее переживаний, доверительности и абсолютной искренности в общении.
Вроде бы всё так просто, а поди ж ты, вырази то, что чувствуешь, попробуй донести до детей свою правду, свой опыт, сделайся услышанным, стань понятым и не утрать при этом доверительности в отношениях. Не переусердствуй с назиданиями, но и совсем без них не обходись. Леонову это удаётся: заглянуть в самую суть в коротких и ёмких письмах к любимому сыну.
Эти письма Ендрей Павлович писал Андрею на протяжении всей жизни, находясь по роду актерской профессии в длительных командировках. Позже они были изданы отдельной книгой «Письма к сыну». Сейчас Андрей Леонов говорит, что эти послания – самое дорогое, что осталось у него от отца.
Каждое письмо хочется цитировать: столько в них света, теплоты и мудрости. Каждая буква в них так и дышит любовью.
Вот одно из них.
«Андрюша, ты люби меня, как я люблю тебя. Ты знаешь, это какое богатство — любовь. Правда, некоторые считают, что моя любовь какая-то не такая и от нее, мол, один вред. А может, на самом деле моя любовь помешала тебе быть примерным школьником? Ведь я ни разу так и не выпорол тебя за все девять школьных лет.
Помнишь, ты строил рожи у доски, класс хохотал, а учительница потом долго мне выговаривала. Вид у меня был трижды виноватого, точно я стою в углу, а она меня отчитывает как мальчишку. Я уже готов на любые унижения, а ей все мало: «Ведь урок сорван… — ведь мы не занимаемся полноценно сорок пять минут.. — ведь сам ничего не знает и другим учиться не дает… — ведь придется вам его из школы забрать… — ведь слова на него не действуют…»
Пропотели рубашка, пиджак и мокасины, а она все не унималась. Ну, думаю, дам сегодня затрещину, все! С этими мыслями пересекаю школьный двор и выхожу на Комсомольский проспект. От волнения не могу сесть ни в такси, ни в троллейбус, так и иду пешком…
Женщина тащит тяжелую сумку, ребенок плачет, увидев меня, улыбается, спиной слышу, мать говорит: «Вот и Винни-Пух над тобой смеется…» Незнакомый человек здоровается со мной… Осенний ветерок обдувает меня. Подхожу к дому с чувством, что принял на себя удар, и ладно. Вхожу в дом, окончательно забыв про затрещину, а увидев тебя, спрашиваю: «Что за рожи ты там строил, что всем понравилось, покажи-ка». И мы хохочем.
И так до следующего вызова. Мать не идет в школу. А я лежу и думаю: хоть бы ночью вызвали на съемку в другой город или с репетиции не отпустили бы… Но Ванда утром плачет, и я отменяю вылет, отпрашиваюсь с репетиции, я бегу в школу занять свою позицию в углу.
Какие только мелочи достойны наших переживаний…
Я оттого и пишу эти письма, чтобы исправить что-то неправильное, и выгляжу, наверное, смешным и нелепым, как некоторые мои персонажи. Но ведь это я! В сущности, дружочек, ничего нет проще живой тревоги отцовского сердца.
Когда я один, вне дома, тоскуя, вспоминаю каждое твое слово и каждый вопрос, мне хочется бесконечно с тобой разговаривать, кажется, и жизни не хватит обо всем поговорить. Но знаешь, что самое главное, я это понял после смерти своей мамы, нашей бабушки. Эх, Андрюша, есть ли в твоей жизни человек, перед которым ты не боишься быть маленьким, глупым, безоружным, во всей наготе своего откровения? Этот человек и есть твоя защита.
А я уже скоро буду дома.
Отец. Ленинград. 3 октября 1974 года»
0 коммент.:
Отправить комментарий