Кpeпocтнaя Дуняшa: кaк бoль пpeвpaщaeт в жeлeзo

Кpeпocтнaя Дуняшa: кaк бoль пpeвpaщaeт в жeлeзo

Когда барин приказал высечь Дуняшу прилюдно на конюшне, девушка не заплакала. Она стояла, привязанная к столбу, принимала удары кнута и молчала. Только сжимала кулаки так, что ногти впивались в ладони до крови. А когда развязали и она упала на колени, подняла голову и посмотрела барину прямо в глаза. Смотрела так, что тот отвёл взгляд первым.

Это случилось в 1847 году, в имении помещика Ростовцева под Тамбовом. Дуняше было восемнадцать лет, она была дворовой крепостной, прислуживала в барском доме. Красивая, работящая, тихая девушка. Никогда не перечила, не жаловалась, делала всё, что велели. Обычная крепостная девка, каких сотни.

Но в тот день что-то сломалось. Барыня обвинила её в краже серебряной ложки. Дуняша не крала – ложка потерялась сама, позже нашлась в другом месте. Но барыня не любила признавать ошибки. Она велела мужу наказать воровку. Барин Ростовцев был человеком слабым, жену боялся больше, чем Бога. Приказал пороть.

Обычно крепостные после порки плакали, молили о пощаде, целовали барские руки. Дуняша молчала. Даже после пятидесяти ударов не проронила ни звука. Конюх Сидор, который порол, потом говорил дворовым:

– Страшно мне стало. Будто не девку порю, а камень. Не человек она после этого, а что-то другое.

Дуняшу отнесли в людскую, положили на лавку лицом вниз. Спина была изрезана в кровь. Старая Матрёна, которая лечила в деревне, мазала раны дёгтем и качала головой:

– Не выживет. Рана загноится, жар начнётся. Три дня, не больше.

Но Дуняша не умерла. Она лежала неделю в горячке, бредила, металась. Потом открыла глаза и спросила:

– Сколько я проспала?

– Семь дней, голубушка.

– Надо вставать. Работа не ждёт.

Матрёна попыталась удержать её, но Дуняша встала, пошатнулась, но устояла на ногах. Раны на спине ещё не зажили, каждое движение причиняло боль. Она молча обмотала грудь тряпками, чтобы кровь не текла через рубаху, и пошла в барский дом. Продолжила работать, как ни в чём не бывало.

Дворовые смотрели на неё с суеверным страхом. Говорили, что она продала душу дьяволу, потому и выжила. Барыня при виде Дуняши бледнела и отворачивалась – девушка напоминала ей о несправедливости, которую совершила барыня и которую не могла исправить, не признав ошибку.

Дуняша изменилась после той порки. Раньше она была тихой, незаметной. Теперь в ней появилось что-то жёсткое, несгибаемое. Она не огрызалась, не грубила, но и не прогибалась. Делала работу чётко, молча, без заискивания. Когда экономка Федосья пыталась её бить за оплошности, Дуняша смотрела ей в глаза так, что та опускала руку.

– Бить меня больше некому, кроме барина, – говорила Дуняша. – А он уже бил. Хуже не будет.

Прошёл год. В деревне случился неурожай, потом голод. Помещик Ростовцев не снизил оброк – ему нужны были деньги на столичную жизнь. Крестьяне голодали, ели лебеду, кору. Умирали дети, старики. В барском доме по-прежнему ели мясо и белый хлеб, пили вино, устраивали балы.

Дуняша видела всё это. Она носила еду барину, убирала остатки с тарелок, выбрасывала объедки. А за окном умирали её односельчане. Что-то внутри неё твердело с каждым днём.

Однажды зимним вечером к барскому дому пришла крестьянка Марфа с грудным ребёнком. Просила хотя бы корочку хлеба – ребёнок умирает от голода, у неё молоко пропало. Барин велел прогнать нищенку. Дуняша стояла у дверей и смотрела, как Марфа уходит, прижимая к груди замёрзший свёрток.

Ночью Дуняша спустилась на кухню. Взяла буханку хлеба, кусок сала, горсть крупы. Вынесла из дома и отнесла Марфе. Та плакала и целовала ей руки. Дуняша вернулась в барский дом до рассвета. Никто не заметил.

Но она продолжила. Каждую ночь выносила понемногу – хлеб, крупу, картошку. Раздавала голодающим. Делала это осторожно, тихо. Знала, что если поймают – высекут до смерти или сошлют в Сибирь. Но не могла иначе.

Весной её всё-таки поймали. Экономка Федосья подстерегла ночью, когда Дуняша выходила с узлом. Закричала, подняла дом. Барин вышел в халате, красный от гнева.

– Воровка! – кричал он. – Ты воруешь у меня! У своего барина!

Дуняша стояла спокойно, держа узел в руках.

– Не ворую. Беру лишнее. То, что вы всё равно выбросите. А люди умирают.

– Это моё! Моё право – выбросить или оставить! Ты крепостная, ты вещь, ты не смеешь решать!

– Я человек, – тихо сказала Дуняша. – И решаю.

Барин приказал заковать её в колодки и держать в амбаре до утра. Утром должны были решить, что с ней делать. Ростовцев колебался – с одной стороны, воровство требовало жестокого наказания, с другой – Дуняша была хорошей работницей, да и её странная сила пугала его.

Ночью в амбар пришли крестьяне. Человек двадцать, молча, с топорами и вилами. Они сломали замок и освободили Дуняшу. Молчали, только низко кланялись. Потом увели её в деревню, спрятали в избе у вдовы Агафьи.

Барин узнал утром. Прислал приказчика с угрозами – мол, если не вернут беглую, всю деревню пороть будут. Крестьяне молчали. Никто не выдал, где Дуняша. Даже под угрозой наказания.

Дуняша просидела в избе три дня. На четвёртый решила, что не имеет права прятаться – из-за неё накажут невинных. Она вышла из укрытия и пошла в барский дом сама. Шла через деревню, и крестьяне выходили из изб, молча смотрели, кланялись. Словно провожали на казнь.

Барин встретил её на крыльце. Он был бледный, растерянный. Впервые в жизни его крепостные ослушались. Впервые он почувствовал, что его власть не абсолютна.

– Почему ты вернулась?

– Потому что иначе вы накажете других. А они ни в чём не виноваты.

Ростовцев смотрел на девушку – худую, истощённую, с прямой спиной и непокорными глазами. Он понимал, что не может её просто так наказать. Крестьяне защитили её, значит, она для них важна. Если он её казнит или искалечит – может быть бунт. А он был трусом.

– Убирайся с глаз моих, – сказал он наконец. – Переводу тебя в поле. Будешь работать с бабами. И чтоб ноги твоей в моём доме не было.

Дуняшу отправили в поле. Это было тяжелейшее наказание для дворовой – работа от зари до зари, под солнцем и дождём, без крыши над головой. Но Дуняша не сломалась. Она работала наравне с мужиками, таскала мешки, косила сено, пахала землю. Руки покрылись мозолями, спина болела, но она продолжала.

И странное дело – крестьяне, которые раньше сторонились дворовых, приняли её как свою. Помогали, делились едой, учили. Старик Тихон, который сорок лет пахал землю, говорил:

– Ты, Дуняша, железная. Не каждый мужик такое выдержит, что ты прошла. А ты – девка, а крепче многих.

Прошло два года. В 1849 году помещик Ростовцев проигрался в карты и умер от удара. Имение перешло к его сыну – молодому, образованному, побывавшему в Европе. Он был другим. Он снизил оброк, отменил телесные наказания, дал крестьянам больше земли.

Дуняшу он вызвал однажды и спросил:

– Говорят, ты самая сильная баба в деревне. Правда?

– Не знаю, барин.

– А я знаю. Мне рассказали про тебя. Про то, как тебя пороли, как ты голодающих кормила, как в поле пошла, но не сломалась. Ты необычная.

Дуняша молчала.

– Я хочу сделать тебя старостихой. Будешь следить за работой баб, распределять, учить молодых. Справишься?

– Справлюсь.

Она стала старостихой. Следила за работой женщин, решала споры, помогала слабым. Была строгой, но справедливой. Крестьянки уважали её не за власть, а за то, что она прошла через то же, что и они. И не сломалась.

В 1861 году пришла отмена крепостного права. Дуняше было тридцать два года. Она получила волю, небольшой надел земли. Могла уйти куда угодно, начать новую жизнь. Но осталась в деревне. Вышла замуж за вдовца Петра, растила его троих детей, рожала своих. Работала в поле, держала хозяйство, помогала соседям.

Она дожила до старости. Стала легендой в деревне. Когда молодые жаловались на трудности, старики говорили:

– Вспомни Дуняшу. Её пороли, морили голодом, в поле гнали. А она не сломалась. Потому что когда становится по-настоящему тяжело – ты узнаёшь, кто ты есть. И или ломаешься, или становишься железным.

Дуняша умерла в 1895 году, в возрасте шестидесяти шести лет. На похороны пришла вся деревня. Хоронили её как героя, как человека, который показал, что даже в самых страшных обстоятельствах можно остаться собой. Можно не сломаться.

На её могиле поставили простой деревянный крест. А через десять лет внуки заменили его на каменный. На нём вырезали только имя и годы жизни. Больше ничего не нужно было. Потому что в деревне каждый знал, кем была Дуняша.

Железной. Несломленной. Человеком, который в самые тяжёлые моменты не потерял себя, а нашёл. И закалился настолько, что стал примером для всех, кто пришёл после.