"Oткудa у дуpaчкa cтoлькo дeнeг?" - тaйнa пoтpяcлa вcю дepeвню

"Oткудa у дуpaчкa cтoлькo дeнeг?" - тaйнa пoтpяcлa вcю дepeвню

Никто не мог понять, откуда у Василия Кротова столько денег.

В деревне Ольховка за неделю появились сразу три дорогие иномарки, спутниковая антенна размером с колесо трактора и забор из кованого железа вокруг покосившейся избушки на краю села. А ведь ещё месяц назад Василий клянчил у соседей картошку на борщ.

"Запрещенкой торгует, – шептались бабки у колодца. – Или с бандитами связался".

Но участковый Семён Петрович провёл негласную проверку и ничего криминального не нашёл. Зато обнаружил кое-что куда более странное.

Всё началось с того, что в соседнем городе открылся новый торговый центр. Огромный, сверкающий, с фонтанами и пальмами в кадках. На открытие приехали звёзды эстрады, мэр и толпы народу. А главной изюминкой праздника стал... деревенский дурачок в рваной телогрейке.

Василий Кротов всю жизнь слыл местным чудаком. Тридцать пять лет, а ума как у ребёнка. Мать умерла, отец запил и сгинул неизвестно где. Василий остался один в покосившемся доме, перебивался случайными заработками – то дрова кому-то наколет, то снег почистит. Говорил невпопад, смеялся без причины, и деревенские давно привыкли к его странностям.

Но в тот злополучный день Василий отправился в город за хлебом. И попал в самую гущу торжества.

"Смотрите-ка, настоящий деревенский житель! – завопил ведущий в блестящем костюме. – Дядя, а скажите нашим зрителям, как вы живёте без интернета и айфонов?"

Василий растерянно заморгал, почесал затылок и выдал: "А чего там жить-то? Корова даёт молоко, огород – картошку. А айфон... он же не съедобный?"

Толпа взорвалась хохотом. Кто-то снимал на телефон. Ведущий воодушевился: "А что вы думаете о современной молодёжи?"

"Думаю, что думать надо головой, а не этими... как их... гаджетами. У нас в деревне Марья Ивановна в семьдесят лет корову доит, а внучка её в двадцать лет не знает, с какой стороны к ней подходить".

Зал покатывался от смеха. Василий, не понимая, в чём дело, продолжал нести околесицу про деревенскую жизнь, и каждая его фраза становилась хитом.

К вечеру ролик с "деревенским философом" набрал миллион просмотров. Через неделю – десять миллионов. Василий проснулся знаменитым.

Продюсеры выстроились в очередь к его избушке. Предлагали контракты, съёмки, рекламу. "Дядя Вася из Ольховки" стал брендом. Его показывали по телевизору, приглашали на ток-шоу, он рекламировал молочные продукты и удобрения. Деньги потекли рекой.

Но чем больше Василий появлялся на экранах, тем мрачнее становился. Участковый Семён Петрович это заметил первым.

"Странное дело, – рассказывал он жене за ужином. – Разбогател человек, а радости никакой. Сидит у окна, смотрит в никуда. Спрашиваю: "Как дела, Василий?" А он отвечает: "Хуже некуда, Семён Петрович. Хуже некуда".

А тем временем в соседней деревне Кленовка происходило нечто совершенно иное.

Анна Воробьёва, шестидесятилетняя вдова, последние пятнадцать лет вышивала. Не для продажи – для души. Рубашки, скатерти, полотенца. Узоры невиданной красоты, будто сошедшие с древних икон. Соседи знали о её таланте, но мало кто понимал его истинную ценность.

Всё изменилось, когда внучка Анны, студентка художественного института, выложила фотографии бабушкиных работ в социальную сеть. Сначала несколько лайков от однокурсников. Потом репост. Ещё один. И вдруг – взрыв.

"Это же музейный уровень! – писали в комментариях. – Где можно купить? Сколько стоит?"

Анна не умела пользоваться интернетом, но внучка стала её представителем. Заказы посыпались как из рога изобилия.

Но Анна не спешила. Каждую вещь она создавала месяцами, вкладывая душу в каждый стежок. Цены росли, очереди удлинялись, а она продолжала работать в том же ритме, что и всегда.

"Не могу быстрее, – объясняла она расстроенным покупателям. – Красота спешки не терпит".

Критики сначала покрутили пальцем у виска. "Деревенская самодеятельность", – фыркали они. Но когда увидели работы вживую, замолчали. Потом стали писать статьи о "возрождении народных традиций" и "феномене русской души".

Анну приглашали в столицу, предлагали мастер-классы и лекции. Она ездила неохотно, возвращалась измученная. "Город высасывает силы, – говорила она. – Дома думается лучше".

Прошёл год. Участковый Семён Петрович регулярно навещал обеих знаменитостей своего участка.

Василий Кротов теперь жил в отремонтированном доме с евроокнами и кондиционером, но выглядел несчастным. Съёмки шли одна за другой. Продюсеры требовали всё новых "перлов деревенской мудрости", а Василий выдавливал из себя смешные фразы, как зубную пасту из тюбика.

"Устал я, Семён Петрович, – признался он однажды. – Думали они, что я дурак. Ну и пускай думают. А теперь от меня дурости требуют по расписанию. Каждый день, каждый час. Придумай что-нибудь смешное про корову. Или про огород. А у меня уже ничего не придумывается".

Василий не был дураком. Просто жил в своём мире, где всё было проще и яснее. Но этот мир телевидение превратило в цирк, а его самого – в клоуна.

"А хочешь знать секрет? – тихо сказал он участковому. – Я уже давно не смешной. Я просто делаю вид. Гримасничаю, корчусь. Они смеются, деньги платят. А мне противно".

У Анны Воробьёвой дела обстояли по-другому. За год она стала признанным мастером, её работы покупали за баснословные суммы. Но богатства она особенного не чувствовала – большую часть денег тратила на благотворительность и помощь односельчанам.

"Деньги – это хорошо, – рассуждала она за чаем с участковым. – Но не главное. Главное – что люди мои работы ценят. Понимают. Когда вышиваю, чувствую связь с прабабушками, которые так же сидели зимними вечерами с иголкой. Это дороже любых денег".

Популярность Анну не вскружила. Она по-прежнему вставала с рассветом, кормила кур, поливала огород. А вечерами садилась к пяльцам.

"Мне предлагают переехать в Москву, открыть мастерскую, набрать учениц, – рассказывала она. – Но зачем? Здесь и воздух чище, и тишина для творчества. А ученицы... Можно научить технике, а душу не научишь".

Однажды зимним вечером участковый зашёл к Василию и застал его рыдающим перед телевизором.

"Что случилось?"

"Смотрю на себя, – всхлипывал Василий. – Вот я два года назад, вот сейчас. Раньше был живой, пусть и странный. А теперь... машина для производства смеха. Роботом стал".

На экране крутили его старые съёмки. Молодой, искренний, немного наивный Василий рассуждал о жизни. И было в нём что-то настоящее, что навсегда потерялось.

"А хочешь, расскажу тебе историю? – неожиданно сказал участковый. – Про мою соседку Анну Воробьёву. Она тоже известная стала..."

И рассказал про вышивальщицу, которая не продала душу за популярность.

Василий слушал молча, а потом спросил: "И что мне теперь делать? Контракты подписаны, обязательства..."

"А ты подумай, – ответил Семён Петрович. – Что тебе дороже – деньги или покой?"

Через месяц жители Ольховки с изумлением узнали: Василий Кротов расторгает все контракты и возвращается к прежней жизни. Продюсеры грозили судом, поклонники недоумевали, журналисты строили теории.

А Василий просто сидел на завалинке, кормил кур и улыбался. Впервые за два года – по-настоящему.

"Понял я одну вещь, – сказал он участковому. – Можно играть дурака и зарабатывать миллионы. А можно быть собой и жить спокойно. Я выбираю второе".

Деньги кончились быстро – Василий раздарил их соседям и на благотворительность. Дом продал, переехал в старую избушку. И стал счастливым.

А Анна Воробьёва продолжала вышивать.Она по-прежнему создавала их в том же ритме – медленно, вдумчиво, с любовью.

"Видишь, в чём разница? – объяснял участковый Семён Петрович своему сыну-студенту. – Один продал свою душу за быструю славу, а другая осталась верна себе. Один сгорел как спичка, а другая светит как свеча – ровно и долго".

Сын кивал, но было видно – не очень понимает.

"Поймёшь, когда вырастешь, – усмехнулся отец. – В жизни всегда есть два пути. Короткий – как у Василия. И долгий – как у Анны. Выбирай мудро".

Прошло ещё несколько лет. О Василии Кротове забыли – в интернете появились новые "звёзды", более смешные и нелепые. А вот работы Анны Воробьёвой стали классикой.

Но самое главное – она осталась собой. Всё той же тихой деревенской женщиной, которая по вечерам садится к пяльцам и создаёт красоту. Не для денег, не для славы. Просто потому, что не может иначе.

И когда участковый Семён Петрович выходил на пенсию, он сказал своему преемнику: "Запомни эту историю. И если кто спросит, как стать по-настоящему успешным, расскажи. Пусть люди знают: есть два пути. И только один из них ведёт к счастью".