Мaть-oдинoчкa из Пpипяти

Мaть-oдинoчкa из Пpипяти

Когда Анна вернулась из роддома с ребёнком на руках, соседки по общежитию в Припяти решили, что она сошла с ума. Женщина положила свёрток на кровать, села рядом и тихо сказала:

– Я его не отдам. Пусть все говорят что хотят, но я его не отдам.

Все знали, что незамужняя уборщица без копейки за душой должна была подписать отказ от ребёнка в роддоме. Так делали все в её положении. Так было правильно, так было положено. Но Анна не подписала.

Никто не понимал, зачем она взяла на себя такую ношу. Ребёнка без отца, нищету, позор, одиночество. Соседки качали головами и шептались за спиной.

История началась за девять месяцев до этого. Анна приехала в Припять из-под Гомеля в семьдесят девятом году. Деревенская девчонка без образования, с десятью классами школы и мечтой о городской жизни.

В деревне её ждали пьяный отец-колхозник и мать, убитая бытом. Анна бежала от этой судьбы в молодой атомный город, где строили будущее, где платили хорошие деньги, где можно было начать жизнь заново.

Её взяли уборщицей в общежитие на улице Строителей. Комната на четверых, работа с шести утра, зарплата копеечная. Но Анна была счастлива – это была её жизнь, её выбор. Она не зависела от отца, от деревни, от тех, кто с детства твердил, что она никто и ничего не добьётся.

Весной восьмидесятого она встретила Виктора. Инженер, комсомолец, перспективный парень. Он ухаживал за ней красиво – водил в кино, дарил цветы, говорил, что она особенная. Анна влюбилась быстро, доверчиво, всей душой. Она верила, что нашла того, с кем будет жить всегда.

Когда она узнала, что беременна, пришла к нему счастливая. Виктор побледнел и сказал:

– Избавься. Я не могу на тебе жениться.

– Почему?

– У меня невеста в Киеве. Из хорошей семьи. Я не могу всё это разрушить из-за... ну, ты понимаешь.

Анна не поняла. Она стояла и смотрела на человека, которого любила, и впервые увидела его настоящего – расчётливого, трусливого, чужого. Он протянул ей деньги на аборт. Она не взяла.

Соседки по общежитию говорили одно:

– Ань, ты что, рожать собралась? Одна? Ты с ума сошла! Кто тебе потом работу даст? Кто замуж возьмёт с ребёнком? Ты же себе жизнь загубишь!

Анна слушала и молчала. Она не умела объяснять, что внутри неё растёт не просто ребёнок. Растёт её собственная жизнь. Та, которую она выбрала сама, не потому что так положено, а потому что так велело сердце.

Заведующая общежитием вызвала её и сказала прямо:

– Рожать будешь – выселю. Здесь одиноким матерям место не положено.

Анна кивнула. Она понимала, что против неё весь мир. Все правила, все нормы, все люди вокруг. Но она не могла иначе. Не могла убить ребёнка, чтобы всем было удобно.

Она родила в декабре. Роды были тяжёлые, долгие. Мальчика показали на секунду – крохотный, красный, кричащий. Потом врач сказал:

– Подпишешь отказ сейчас или завтра. Подумай хорошенько. Ты молодая, ещё родишь, когда будешь замужем. А этого не тяни. Одной не поднять.

Анна лежала в палате и плакала. Не от боли, не от обиды. От того, что все вокруг считали её жизнь своей. Все знали, как ей лучше, что ей надо делать, как правильно жить. Никто не спрашивал, чего хочет она сама.

На третий день пришла социальный работник. Положила перед Анной бумаги и ручку.

– Распишись. Это лучше для ребёнка. В детдоме его накормят, оденут, выучат. А ты что дашь? Комнату в общежитии? Зарплату уборщицы?

Анна взяла ручку. Посмотрела на бумаги. Прочитала: "Отказ от родительских прав". Подумала, как просто – одна подпись, и все проблемы решены. Можно жить дальше, как раньше. Работать, снимать угол, может, найти мужика приличного. Все будут довольны. Все скажут, что она поступила правильно.

И тогда Анна поняла главное. Что если подпишет – будет жить не своей жизнью. Будет жить так, как велят другие. Будет удобной, правильной, послушной. Но не будет собой.

Она положила ручку на стол и сказала:

– Не подпишу.

Социальный работник вздохнула:

– Ты себе жизнь ломаешь, дура. Но твоё право.

Анна выписалась из роддома с ребёнком на руках. Её действительно выселили из общежития. Она скиталась неделю по знакомым, пока не нашла старушку, которая согласилась сдать ей угол в полуразвалившемся доме на окраине Припяти. Комната три на три метра, без удобств, холодная. Но это была её комната. Её дом. Её жизнь.

Работу уборщицей потеряла – с ребёнком не брали. Устроилась ночной уборщицей в школу – меньше платили, но можно было брать сына с собой. Она мыла полы, пока он спал в коляске в подсобке.

Соседки качали головами. Виктор женился на своей киевлянке и перевёлся в другой город. Родственники из деревни не писали – она опозорила семью. Анна была совершенно одна с трёхмесячным сыном на руках, без денег, без поддержки, без будущего.

Но она была счастлива. Впервые в жизни по-настоящему счастлива.

Потому что это была её жизнь. Не та, что навязали родители, не та, что предложил Виктор, не та, что требовало общество. Её. Она сама выбрала этот путь, сама несла ответственность, сама решала, как жить дальше.

Сын рос крепким, весёлым. Анна называла его Мишей. К году он начал ходить, к двум – говорить. Она работала на двух работах, почти не спала, но каждый вечер сидела с ним перед сном, рассказывала сказки, пела песни. Она не знала, как правильно воспитывать ребёнка – делала так, как подсказывало сердце.

Когда Мише исполнилось три года, произошло то, чего Анна не ожидала. К ней пришла директор школы, где она работала, и предложила должность лаборантки в кабинете химии.

– Ты грамотная, ответственная. Справишься. Платить будут больше.

Анна согласилась. Потом её отправили на курсы повышения квалификации. Она училась вечерами, когда Миша спал. Сдала экзамены, получила разряд. Ей повысили зарплату, помогли получить комнату в новом общежитии – уже для семейных, маленькую, но с удобствами.

Жизнь налаживалась медленно, трудно, но верно. Анна не строила больших планов, не мечтала о принцах. Она просто жила, растила сына, работала. И была благодарна каждому дню, потому что это были её дни.

В апреле восемьдесят шестого Анна готовила сына в школу, покупала форму, тетради. После взрыва на станции их эвакуировали одними из первых – матерей с детьми. Анна собрала узел за полчаса – документы, детские вещи, фотографии. Больше ничего не нужно было.

В автобусе Миша спросил:

– Мам, а мы вернёмся?

– Не знаю, сынок.

– А если не вернёмся?

– Значит, начнём сначала. Мы уже это умеем.

Их отправили в Белоруссию, в деревню под Гомелем – к родителям, от которых Анна когда-то сбежала. Отец постарел, мать ослабла. Они приняли дочь и внука молча, без вопросов. Анна осталась там на год, потом перебралась в Гомель, устроилась работать в больницу санитаркой.

Миша пошёл в школу. Учился хорошо, рос добрым мальчишкой. Анна иногда думала о том, какой была бы его жизнь, если бы она тогда подписала отказ. Детдом, интернат, клеймо "отказника" на всю жизнь. А так он рос любимым, нужным, счастливым.

В две тысячи втором Миша окончил школу и поступил в университет. Анне было сорок шесть. Она работала нянечкой в больнице, жила в маленькой съёмной квартире, почти не отдыхала. Но на выпускном сына сидела в первом ряду и плакала от счастья.

Однажды он спросил её:

– Мам, а ты не жалеешь? Что родила меня тогда? Тебе столько пришлось пережить.

Анна посмотрела на высокого умного парня, в которого превратился её крошечный Миша, и улыбнулась:

– Никогда не жалела. Это было единственное правильное решение в моей жизни.

– Почему?

– Потому что это было моё решение. Не чужое. Все вокруг говорили мне, что делать. Как жить, как правильно, как надо. И если бы я послушалась – прожила бы чужую жизнь. А я прожила свою. Трудную, но свою.

Миша обнял мать и прижал к себе. Он не всё понимал тогда. Понял позже, когда сам стал взрослым.

Что самая большая смелость – это смелость жить своей жизнью. Не оглядываться на чужие мнения, не подстраиваться под догмы, не бояться осуждения. Слушать своё сердце, даже когда весь мир говорит, что ты неправ.

Мать научила его этому не словами. Она научила его своей жизнью.

И это был лучший урок, который он когда-либо получал.