"Мaмa, пoчeму нeбo кpacнoe?" - "Этo ceвepнoe cияниe, дeти". Лoжь, пocлe кoтopoй иcчeзли 23 дepeвни

"Мaмa, пoчeму нeбo кpacнoe?" - "Этo ceвepнoe cияниe, дeти". Лoжь, пocлe кoтopoй иcчeзли 23 дepeвни

Северное сияние над Уралом

29 сентября 1957 года, около половины пятого вечера, жители посёлка Бердяниш увидели в небе нечто невероятное. Огромный столб оранжево-красного света поднимался над горизонтом, переливаясь всеми цветами радуги. Дети радостно показывали родителям на "северное сияние", хотя до полярного круга было больше тысячи километров. Взрослые молча смотрели на небо, чувствуя что-то неладное.

А на следующий день местная газета "Челябинский рабочий" опубликовала короткую заметку: жители области наблюдали редкое природное явление - полярное сияние, вызванное магнитными бурями. Никакой паники, всё под контролем.

Только это было не северное сияние. Это был взрыв, который войдёт в историю как третья по масштабу ядерная катастрофа на планете. И о нём не узнает никто - в течение следующих тридцати лет.

Секретный город на карте секретов

История начинается в 1945 году, когда США сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Сталин понял: без собственного ядерного оружия СССР обречён. Уже в 1946 году академик Игорь Курчатов получил задание создать советскую атомную бомбу любой ценой.

Для производства плутония - главного компонента бомбы - выбрали живописное место на Урале, в 15 километрах от города Кыштым. Здесь, среди сосновых лесов и озёр, началось строительство гигантского химкомбината. Официального названия у него не было - только кодовое имя "Маяк" и номер почтового ящика "База-10".

Рядом с комбинатом возник город, которого не существовало ни на одной карте. Его называли Челябинск-40, Челябинск-65, "Сороковка". Сегодня это город Озерск - закрытое административно-территориальное образование, куда по-прежнему нельзя попасть без специального пропуска.

В 1948 году первый советский промышленный ядерный реактор был запущен. К 1949 году СССР провёл первое испытание атомной бомбы. "Маяк" работал на полную мощность, производя плутоний для стратегического паритета с Западом.

Но никто не думал о безопасности.

Производственное объединение "Маяк"

Озеро смерти

С самого начала радиоактивные отходы сбрасывали прямо в реку Теча, которая впадает в Исеть, затем в Тобол, потом в Иртыш и, наконец, в Обь. Фактически, вся речная система Западной Сибири была заражена. По берегам Течи жили десятки тысяч человек - они пили эту воду, ловили рыбу, купались.

Врач Ангелина Гуськова вспоминала: "Мы приезжали в деревни вдоль Течи и видели ужасные вещи. Люди получали дозы облучения, несовместимые с жизнью, но продолжали жить месяцами, медленно умирая. Дети рождались с уродствами. Но никому нельзя было говорить правду - это была государственная тайна".

К 1951 году власти поняли: так продолжаться не может. Сброс отходов в реку прекратили. Но куда девать сотни тонн высокорадиоактивных жидкостей?

Озеро Карачай

Решение было простым и ужасным: сливать в озеро Карачай, небольшой водоём в двух километрах от комбината. К 1957 году концентрация радионуклидов в озере достигла немыслимых значений. По периметру выставили посты охраны - чтобы никто случайно не подошёл к воде. Стоять на берегу более часа означало получить смертельную дозу облучения.

Но основные отходы - самые опасные - хранились в огромных стальных резервуарах, закопанных глубоко в землю.

Система охлаждения

Резервуар номер 14 был размером с девятиэтажный дом. В нём находилось около 80 тонн жидких высокорадиоактивных отходов - смесь ядерного "супа" из продуктов деления урана и плутония. Концентрация радиации была настолько высокой, что жидкость самонагревалась.

Поэтому была создана система охлаждения - трубы, по которым постоянно циркулировала холодная вода, забирая избыточное тепло. Если система выходила из строя, температура внутри резервуара начинала расти.

Именно это и произошло осенью 1957 года.

Точная причина до сих пор остаётся предметом споров. По одной версии, вышел из строя датчик температуры, и никто не заметил перегрев. По другой - образовалась накипь на охлаждающих трубах, которую не удалили вовремя. Третья версия: экономили на электричестве и отключали охлаждение, когда "казалось безопасным".

Результат был один: температура в резервуаре поднялась до критических 350 градусов Цельсия. Радиоактивные соли начали высыхать, кристаллизоваться. Между ними образовывались микротрещины, куда проникал воздух.

А дальше - простая химия. Нитраты и ацетаты, входящие в состав отходов, при высокой температуре и наличии кислорода становятся взрывоопасными.

16:22

29 сентября 1957 года, в 16 часов 22 минуты произошёл взрыв.

Мощность взрыва оценили в 70-100 тонн в тротиловом эквиваленте. Для сравнения: это примерно 1/200 мощности бомбы, сброшенной на Хиросиму. Но в данном случае взрывалась не бомба, а резервуар с отходами.

Бетонное перекрытие толщиной в два метра весом 160 тонн подбросило в воздух, как игрушку. Стальная крышка резервуара улетела на сотни метров. В небо взметнулся столб дыма и пыли высотой около километра. В нём было около 20 миллионов кюри радиоактивных веществ - стронций-90, цезий-137, плутоний-239 и десятки других изотопов.

Физик Георгий Флёров, работавший на комбинате, позже писал: "Мы услышали глухой удар, здание задрожало. Сначала подумали - землетрясение. Потом увидели в окно этот столб. Красно-оранжевый, светящийся изнутри. Он медленно поднимался, расширялся. Было красиво и страшно одновременно".

Около 90% радиоактивного материала выпало в радиусе нескольких километров от эпицентра. Но 10% - два миллиона кюри - поднялось на высоту до двух километров и было подхвачено северо-восточным ветром.

Бетонные перекрытия хранилища

След

Радиоактивное облако двигалось со скоростью около 25 километров в час. Оно прошло над десятками посёлков, городами, сельхозугодьями. Везде, где оно проходило, выпадали радиоактивные осадки - невидимая смертельная пыль.

К утру следующего дня на карте Южного Урала образовалась зона заражения длиной 300 километров и шириной 5-10 километров. Форма была похожа на вытянутую каплю, поэтому эту территорию назвали "Восточно-Уральский радиоактивный след" или сокращённо - ВУРС.

В зоне заражения оказалось 23 населённых пункта с общим населением около 10 000 человек. Ещё 260 000 человек проживали на территориях с меньшим, но всё ещё опасным уровнем радиации.

И они ничего не знали.

Военный врач Михаил Косенко, участвовавший в ликвидации последствий, рассказывал: "Первые сутки местные жители жили обычной жизнью. Работали на полях, доили коров, дети играли на улицах. Мы приехали только на следующий день с дозиметрами. Цифры зашкаливали. На земле, на траве, на стенах домов, на одежде людей - везде была смертельная пыль. Но её нельзя было увидеть, понюхать, почувствовать".

Операция "Молчание"

Секретность была абсолютной. О взрыве не знали даже в Москве - первые сутки. Когда информация дошла до Кремля, Хрущёв пришёл в ярость. Не из-за катастрофы - из-за угрозы раскрытия государственной тайны.

Немедленно началась операция по засекречиванию. Всю информацию об аварии классифицировали как "совершенно секретно". Врачам и учёным запретили упоминать слово "радиация" в медицинских документах - вместо этого использовали термин "спецболезнь".

Местным жителям объясняли эвакуацию по-разному: то эпидемией сибирской язвы, то военными учениями, то плановым переселением. Людям выдавали новые дома в других посёлках, но объяснять причины запрещалось категорически.

Первый секретарь Челябинского обкома КПСС распорядился: "Полное молчание. Кто нарушит - отправится туда, откуда не возвращаются". Это не было пустой угрозой - нескольких человек, пытавшихся говорить правду, действительно арестовали.

Радиоактивный след замаскировали под "территорию санитарно-защитной зоны", якобы из-за инфекционных заболеваний скота. На картах появилась новая пометка: "закрытая территория", без объяснения причин.

Ликвидаторы

Работы по ликвидации последствий начались немедленно, но хаотично. Первыми на место прибыли военные химзащиты, потом строительные батальоны, заключённые ГУЛАГа, солдаты срочной службы.

Защитного снаряжения катастрофически не хватало. Многие работали в обычных ватных халатах и марлевых повязках - против радиации они защищали не лучше, чем зонтик от пулемёта. Хорошие респираторы и свинцовые фартуки достались только офицерам и учёным.

Полковник Павел Новосёлов вспоминал: "Нам дали задачу: снять верхний слой почвы во всех заражённых деревнях и захоронить. Глубина - 25 сантиметров. Площадь - сотни гектаров. У нас были лопаты и тачки. Работали 24 часа в сутки посменно. Дозиметры у нас были, но нормы облучения постоянно "корректировали" - то есть повышали. Иначе пришлось бы менять бригады каждые два часа, а людей не хватало".

Снятую землю свозили в огромные траншеи и засыпали бетоном. Дома в самых заражённых деревнях не разбирали - их вместе с мебелью, вещами просто сталкивали бульдозерами в котлованы и закапывали целиком.

Домашний скот забили и захоронили - более 6 000 голов. Урожай с полей уничтожили. Колодцы залили бетоном.

Всего в ликвидации участвовало около 25 000 человек. Точное число жертв среди них неизвестно до сих пор - документы засекречены. По неофициальным данным, от лучевой болезни умерли сотни ликвидаторов. Ещё тысячи получили дозы, которые сократили их жизнь на десятки лет.

Научный эксперимент

Парадоксально, но катастрофа открыла уникальную возможность для учёных. Впервые в истории можно было изучить влияние радиации на большую популяцию людей в реальных условиях.

Создали секретный научный институт, который занимался только этим. Официально он назывался "Клинический отдел № 4 Института биофизики АН СССР", неофициально - "Филиал № 4". Местом его дислокации стал посёлок Метлино неподалёку от "Маяка".

Врачи и биологи наблюдали за пострадавшими десятилетиями. Брали анализы крови, изучали развитие раковых заболеваний, фиксировали мутации. Люди даже не всегда знали, что участвуют в эксперименте - им просто говорили, что проводят "профилактические осмотры".

Доктор Маргарита Косенко, проработавшая в этом институте более 40 лет, позже признавалась: "С одной стороны, мы действительно помогали людям - лечили, наблюдали, выявляли болезни на ранних стадиях. С другой - мы не могли говорить им правду. Они не понимали, почему их дети рождаются с патологиями. Почему в 30 лет у них развивается лейкемия. Мы знали причину, но молчали. Это была самая тяжёлая часть работы".

Мировая наука получила бесценную информацию о действии радиации на человека - но ценой судеб тысяч людей, которые были превращены в подопытных.

Гласность

В 1989 году, через 32 года после аварии, советская власть наконец официально подтвердила: да, взрыв был.

Газета "Известия" опубликовала статью с заголовком "Правда о "Маяке"". Впервые советские люди узнали о катастрофе, случившейся в их собственной стране три десятилетия назад.

Публикация вызвала шок. Люди не могли поверить: как можно было скрывать такое? Родственники погибших ликвидаторов требовали объяснений. Жители Челябинской области в ужасе узнавали, что живут на заражённой территории.

Начались протесты. В 1990 году в Челябинске прошёл митинг с требованием закрыть "Маяк" - в нём участвовали более 15 000 человек. Но комбинат продолжал работать: он производил не только плутоний для оружия, но и изотопы для медицины, науки, промышленности.

В 1993 году рассекретили часть документов. Исследователи получили доступ к архивам. Начали публиковаться мемуары участников событий, научные статьи с реальными данными, документальные фильмы.

Оказалось: авария 1957 года была не единственной катастрофой в истории "Маяка". В 1967 году высохшее озеро Карачай подняло пыль, которая разнесла радиацию на 25 000 квадратных километров, облучив ещё 40 000 человек. Но и об этом молчали.

Сегодня Восточно-Уральский радиоактивный след по-прежнему существует. Часть территории открыта для посещения - уровень радиации снизился до относительно безопасного. Но есть зоны, куда нельзя входить и сейчас, почти 70 лет спустя.

Стронций-90 и цезий-137 имеют период полураспада около 30 лет. Это значит, что половина радиоактивности исчезла к 1987 году, три четверти - к 2017-му. Но есть и плутоний-239 с периодом полураспада 24 000 лет - эти участки будут опасны для сотен поколений.

Комбинат "Маяк" работает до сих пор. Он перепрофилировался: теперь специализируется на переработке отработанного ядерного топлива и производстве изотопов. Озерск остаётся закрытым городом - попасть туда можно только по пропускам.

По разным оценкам, от последствий аварии умерли от 200 до 8000 человек - разброс огромен, потому что точную статистику никто не вёл, а если и вёл, то засекретил. Десятки тысяч получили повышенные дозы облучения, что сократило их жизнь и вызвало болезни.

Уроки

Авария на "Маяке" 1957 года занимает 6-е место по 7-балльной международной шкале ядерных событий INES. Выше только Чернобыль и Фукусима - обе катастрофы 7-го уровня.

Но о ней почти не знают. В мировом сознании главной ядерной катастрофой остаётся Чернобыль 1986 года. А про "Маяк" помнят только специалисты да жители Южного Урала, для которых эта история - часть семейной памяти.

Дети в зоне радиационного загрязнения после кыштымской аварии

След памяти

В Озерске есть музей "Маяка" - он рассказывает историю комбината, включая и катастрофу 1957 года. Попасть туда сложно: город закрытый, нужен пропуск. Но музей существует - как напоминание.

На месте снесённых деревень, в эпицентре радиоактивного следа, стоят памятные знаки. Простые серые стелы с надписями: "Здесь была деревня Бердяниш", "Здесь был посёлок Галикаево". Больше ничего - ни домов, ни садов, ни кладбищ. Только лес, тишина и эти камни.

Раиса Чуракова, последняя жительница деревни Бердяниш, которую эвакуировали в 1958 году, говорила перед смертью в 2003-м: "Я до сих пор не понимаю, почему нам солгали. Мы бы поняли, если бы сказали правду. Мы пережили войну, голод, репрессии - мы были сильными. Но нас не посчитали достойными правды. Это обидно больше всего. Не радиация убила нас - ложь убила".

Цифры, которые хотели забыть

В 2017 году, спустя 60 лет после аварии, журналист Дмитрий Самородов получил доступ к архиву закрытого медицинского института в Челябинске. В пыльных коробках лежали истории болезней людей из зоны следа - тысячи папок с историями жизни и смерти.

В одной он нашёл медицинскую карту девочки по имени Люда, 1952 года рождения, из деревни Бердяниш. В сентябре 1957-го ей было пять лет. В карте - записи врачей с 1958 по 1964 год. Анемия, хроническая усталость, аномалии крови. В 1964-м - последняя запись: "Острый лейкоз. Терминальная стадия". Дата смерти: 12 марта 1965 года. Ей было 12 лет.

На последней странице карты - детский рисунок карандашом: домик, дерево, солнышко. И неровными буквами: "Хочу дамой".

Самородов разыскал родственников той девочки. Её младшая сестра, Вера, жива до сих пор: "Люда была весёлая, смешливая. Потом стала вялая, бледная. Врачи приезжали, брали анализы, но ничего не говорили. Мама плакала по ночам. Люда умерла весной, когда снег растаял. Мы так и не узнали, почему. Только через 30 лет услышали слово "радиация" и поняли".

Эта история - одна из тысяч. У каждой цифры в статистике катастрофы есть имя, лицо, судьба. Люди, которые просто жили, работали, растили детей, мечтали - и столкнулись с невидимым врагом, о котором им даже не сказали.

Взрыв на "Маяке" давно перестал быть секретом. Но его самый важный урок актуален и сегодня: правда всегда важнее секретности, а человеческая жизнь - важнее любой политической целесообразности.

Даже если признать это потребуется тридцать лет.