— Дaй cынa пoцeлoвaть, — хpипeл утoплeнник, — пoкaжи Лeшeньку! Пoкaжи cынoчкa любимoгo, cocкучилcя я пo нeму…

— Дaй cынa пoцeлoвaть, — хpипeл утoплeнник, — пoкaжи Лeшeньку! Пoкaжи cынoчкa любимoгo, cocкучилcя я пo нeму…

— Дай сына поцеловать, — хрипел утопленник, — покажи Лешеньку! Покажи сыночка любимого, соскучился я по нему… Впусти меня, Галя, я домой вернулся! Отвори дверь, я домой хочу. Мне холодно, мокро, я продрог на ветру. Галя, впусти, иначе хуже будет! Пожалеешь потом…

***

Вадим сидел у постели бабушки, держа ее иссохшую руку в своей. Анастасия Викторовна дышала тяжело, каждое движение ей теперь давалось с огромным трудом. Вадим прекрасно понимал, что совсем скоро любимый человек его покинет — пришло ее время. Поэтому он старался каждую минуту быть с бабулей, которая заменила ему мать, рядом.

— Вадимушка, — прошептала Анастасия Викторовна, с трудом открывая глаза, — послушай меня внимательно.

— Я здесь, бабуль. Я тебя слушаю, — отозвался Вадим, стараясь скрыть волнение в голосе.

— После того, как меня не станет… съезди к Гале.

Вадим нахмурился. Галя? Ему показалось, что раньше он где-то слышал это имя. Кажется, какая-то дальняя родственница, живущая в глуши.

— К Гале? Зачем, бабуль?

— Давно я ее не видела. Живет одна, совсем одна. Старая совсем… А ведь когда-то красавица была… Навести, Вадимушка. Просто навести. Скажи, что помню ее, что думаю о ней…

Вадим не мог отказать умирающей бабушке.

— Хорошо, бабуль. Я съезжу к Гале. Обязательно.

Несколько дней спустя, после похорон, Вадим, следуя указаниям, записанным бабушкой на пожелтевшем листке, петлял по разбитой проселочной дороге. Вокруг простирались бескрайние поля, усеянные пожухлой травой. Деревня, куда он направлялся, называлась Заболотье. Название вполне соответствовало действительности: вокруг простирались болота и непролазная грязь.

Наконец, вдалеке показались покосившиеся домики. Вадим припарковал машину на краю деревни и вышел. Тишина стояла такая, что звенело в ушах. Лишь жалобный скрип старой калитки нарушал ее.

Он нашел нужный дом — крайний, заросший бурьяном по самую крышу. Окна заколочены, дверь полусгнившая.

— Здесь кто-нибудь есть? — крикнул Вадим, стуча в дверь.

В ответ — тишина. Он постучал громче.

Через минуту дверь скрипнула, и в щели показалось сморщенное лицо. Глаза, глубоко запавшие в глазницы, с подозрением разглядывали Вадима.

— Кто такой? Чего надо? — проскрипел старческий голос.

— Здравствуйте. Я — Вадим. Я от… от вашей дальней родственницы, Анастасии Викторовны.

Лицо старухи смягчилось. В глазах мелькнуло что-то похожее на удивление.

— От Насти? Жива еще, значит… Проходи.

Внутри дома было темно и пахло сыростью. Мебель покрыта толстым слоем пыли. В углу стояла старая кровать, застеленная грубым домотканым одеялом.

— Присаживайся, — кивнула Галина на табуретку у стола, — говори, чего приехал. Удивительно, что обо мне вообще кто-то помнит…

— Бабушка… она… Нет ее больше… Она просила меня приехать и сказать, что помнила о вас всю жизнь.

Галя молчала, глядя в одну точку. Кажется, новость не произвела на нее никакого впечатления.

— Померла, значит… — наконец, прошептала она, — давно пора. Так ты-то чего приехал? Зачем?

Вадим растерялся. Что ей ответить? Немного помолчав, парень сказал:

— Проведать вас бабушка просила. Может, помощь моя какая-нибудь требуется… Вы не стесняйтесь.

— Да ничего мне не нужно уже. Расскажи лучше, как Настина жизнь прошла. Ты внук ее, получается?

Вадим молча кивнул.

***

Бабушкой своей Вадим очень гордился. Она для молодого парня, наверное, была целым миром. Родителей своих Вадик не знал — сколько себя помнил, столько и жил у бабушки. Правды о непутёвой матери и о таком же отце Анастасия Викторовна от внука не скрывала. Когда Вадиму исполнилось двенадцать лет, бабушка ему рассказала правду.

— Мать твоя в Генку влюбилась, когда ей исполнилось шестнадцать. Я, конечно, была против этих отношений, хотела, чтобы Нина школу закончила, учиться поступила, профессию получила. Да кто ж меня слушал? Я, когда с Геной познакомилась, Нинке сразу показала, что он ей не пара. В двадцать три года папаша твой уже имел судимость, нигде не работал, какими-то случайными заработками перебивался, но и их в основном на ханку тратил. Нинка влюблена в него была как кошка. Я её даже дома запирала, в школу за ручку водила, а она всё равно умудрялась к нему сбегать. Встречались до восемнадцати, слава богу, хватило ума грехов не наделать!

А потом Нина объявила, что замуж выходит, что заявление подали. Я… А куда мне было деваться? Я с её решением согласилась.

Жили у меня. Генка как не работал, так и не работал. Нинка вроде бы старалась семью как-то содержать. Я, конечно, помогала. Сколько раз с зятем беседовала, просила его, чтобы он за ум взялся, на службу вышел, объясняла, что сами мы не справляемся. Генка только посмеивался, говорил мне, что он рождён не работать, а воровать. Ты через полтора года после свадьбы родился. Генка тут же в тюрьму загремел. Недолго, через три года вышел. Нинка по зонам моталась с сумками до передачками, а я тебя воспитывала. Когда Генка освободился, они мне объявили, что уезжают вдвоём на заработки. Нинка обещала деньги присылать, навещать тебя почаще. Я их отпустила. Деваться было некуда. Думала, что правда за ум возьмётся, что повзрослеет дочь моя наконец. Уехали. За первые полгода два раза даже деньги прислали. А потом Нинка мне позвонила и сказала, что с Генкой разошлась. Другого мужчину встретила и за него замуж вышла. Тебя забирать отказалась, в новой семье места тебе не нашлось...

Вадим, конечно, обижался на родителей. Мать он свою даже нашёл, списывался с ней в интернете. Представился, спросил, как мама поживает. Нина, теперь уже приличная женщина, специалист, мать троих детей и примерная жена, этому сообщению не обрадовалась — это было видно по тону переписки.

Даже не поздоровавшись со старшим сыном, Нина Вадиму написала:

«И что ты теперь от меня хочешь? Если денег, то их у меня нет. У меня маленькие дети, я о них заботиться должна. Ты уж прости, но ты для меня уже давно отрезанный ломоть. Я к тебе тёплых чувств не питаю. За столько лет я от тебя отвыкла».

Вадим опешил. От матери ему не нужны были деньги, он хотел узнать, почему та его бросила. Давно интересующий вопрос задал. Ответ получил сразу.

«Тебя не хотели, ты случайно у нас с Генкой появился. Я хотела избавиться от тебя, да не вышло — крепкий ты оказался, родился всё-таки. Да и мать моя к тебе привязалась, полюбила как родного сына. Мы с Генкой наружно уехали, думали, на новом месте жизнь новую начнём, но не вышло. Он пить начал, через два года уже человеческий облик потерял, сгинул где-то. Давно его в живых нет. Давай сделаем вид, что этого разговора не было? Не лезь в мою семью! Мой муж о тебе не знает, и я не хочу, чтобы узнал. Пусть прошлое останется в прошлом. Всего тебе хорошего. Больше меня не беспокой».

Этого хватило. Вадим больше не пытался поговорить с матерью. Она сама несколько месяцев назад на него вышла — позвонила.

— Мать что, совсем плохая стала? — поинтересовалась Нина у Вадима, — болеет, говорят, сильно, не встаёт уже?

— А что, помочь хочешь? — хмыкнул парень, — не нужно, мы без тебя справляемся. Я за бабушкой ухаживаю, она ни в чём не нуждается.

— Помочь не хочу, — нагло заявила Нина, — я вообще не по этому поводу с тобой хотела поговорить. Меня волнует квартира! У мамы трёхкомнатная сталинка, стоит приличных денег. Старший мой в институт поступил, жениться собирается. Внук у меня скоро родится! Сам понимаешь, мне деньги не лишние. Я собираюсь приехать, хочу, чтобы мать ещё при жизни на меня дарственную оформила. Чтобы потом не ждать полгода, а сразу квартиру продать. Не волнуйся, тебя не обижу. Тысяч триста я тебе выделю.

Вадим поморщился. И вот эта женщина его родила? Испытывая какое-то иезуитское удовольствие, Вадим родительнице сообщил ошеломляющую новость:

— А нет никакой квартиры, она уже давно мне принадлежит. Как раз таки по дарственной. Бабушка переписала её на меня, когда мне восемнадцать исполнилось. Она не хотела, чтобы тебе что-то досталось, поэтому о моём благополучии позаботилась заранее. Можешь не приезжать, тебе тут ничего не обломится. Не беспокой нас больше. Ни я, ни бабушка знать тебя не хотим!

В последний путь Вадим провожал бабушку сам. Все расходы полностью легли на его плечи. Нина даже попрощаться не приехала, не говоря уже о том, чтобы финансово как-то старшему сыну помочь.

***

Вадим закончил свой рассказ, и Галина покачала головой:

— Нинка всегда такой была… Да ты не переживай, каждому воздастся по делам его. Для таких мамаш отдельный котел в аду уготован…

Вадим набрался смелости и спросил:

— А почему вы одна живете? У вас семьи нет? Бабушка мне толком ничего рассказать не успела, просто просила вас навестить. Говорила, что в молодости вы были очень красивой. Неужели семью создать не смогли?

Галина горько усмехнулась:

— Была… Давно это было. Как будто в другой жизни.

— А что случилось? Почему вы здесь одна? Почему от всех отгородились?

Галя долго молчала, потом вздохнула и посмотрела на Вадима долгим, пронзительным взглядом.

— Хочешь знать? Ну, слушай. Только легче тебе от этого не станет. Я любила. Любила так, как сейчас уже никто не любит. И он меня любил… А потом — умер. И я вместе с ним.

— Мне очень жаль, — пробормотал Вадим, потрясенный ее рассказом.

— Жалость мне не нужна, — отрезала Галя, — уходи. И забудь обо мне.

Вадим встал с табуретки.

— Я не забуду, — сказал он, — я буду приезжать к вам. Может быть, вам нужна помощь? Может быть, вам просто нужно с кем-то поговорить?

Галя отвернулась к окну.

— Ничего мне не нужно. Оставь меня в покое.

Вадим вышел из дома. На улице стало темнеть. Он посмотрел на покосившийся домик, заросший бурьяном, и понял, что не может просто так уехать. Он чувствовал, что должен что-то сделать для этой одинокой, сломленной женщины.

***

На следующий день Вадим вернулся. Он привез продукты, дрова и немного инструментов. Галя встретила его хмуро.

— Я же сказала…

— Я просто хотел помочь, — перебил ее Вадим, — если не хотите, я все заберу.

Галя молчала, наблюдая, как он складывает дрова у крыльца. Потом вздохнула.

— Ладно, — сказала она, — оставь.

С этого дня Вадим стал приезжать в Заболотье регулярно. Он помогал Гале по хозяйству, чинил крышу, колол дрова, приносил продукты. Он просто был рядом, не требуя ничего взамен.

Постепенно Галя начала оттаивать. Она рассказывала Андрею о своей жизни, о своей любви, о своей боли. Она делилась с ним своими воспоминаниями, своими страхами, своими надеждами.

Однажды вечером, сидя у потрескивающей печи в отремонтированной родственником кухне, Галина посмотрела на Вадима с благодарностью.

— Спасибо тебе, Вадимушка, — сказала она, — спасибо, что не бросил меня, старую. Ты вернул меня к жизни.

Вадим улыбнулся. Он понимал, что еще многое предстоит сделать, но он был готов к этому. Он знал, что в Заболотье он нашел не только дальнюю родственницу, но и что-то гораздо большее — возможность помочь другому человеку, возможность принести в его жизнь немного света и тепла. И, может быть, даже немного любви.

Галина совершенно неожиданно предложила:

— Хочешь, расскажу правду, почему я тут одна?

Вадим с готовностью кивнул. Пожилая женщина зябко укуталась в шаль и уставилась в окно. Ее голос звучал тихо, и Вадик полностью обратился в слух.

***

Не всегда Галина была такой отстранённой и печальной. В молодости, по ее собственному признанию, она была весёлой и жизнерадостной, словно весенний ручей. Но один страшный осенний день перечеркнул её счастье, оставив на сердце неизгладимую рану.

Галя рано вышла замуж — во времена ее молодости так было принято. Жили счастливо, воспитывали сыночка — долгожданного, безгранично любимого. В то утро Галя почувствовала неясную тревогу — она смотрела, как её любимый муж, Борис, собирается на рыбалку.

— Лешеньку поцелуй, — попросила она, держа на руках годовалого сына.

Борис, крепкий и улыбчивый, стоял в сенях, готовый отправиться за добычей.

— Вернусь и поцелую. И тебя, и сына. Вечером ждите! — засмеялся он, и его голос эхом отразился в стенах дома.

Хлопнула дверь, затем скрипнула и захлопнулась калитка. Этот звук, обычно такой привычный, на этот раз показался Гале зловещим, усиливая её необъяснимую тревогу.

Весь день Галя то и дело выглядывала в окно, всматриваясь в даль, надеясь увидеть знакомую лодку, скользящую по водной глади. Но вечером Борис не вернулся. Не пришёл он и на следующий день, и через три дня. На пятый день рыбаки из соседней деревни нашли обломки его лодки на берегу. Это было всё, что удалось отыскать. Байкал забрал его, оставив Галю вдовой с маленьким сыном на руках.

Прошли месяцы, печаль поселилась в её сердце, а страх за будущее сковал её душу. Морозной декабрьской ночью, аккурат под Новый год, кто-то постучал в её окно. Галя, встревоженная, прислонилась к стеклу, вглядываясь в непроглядную тьму. Ничего не было видно.

— Почудилось, — прошептала она, пытаясь успокоить себя.

Она прилегла на кровать, прижала к себе сына и закрыла глаза. Незаметно для себя она уснула, но вскоре проснулась от ощущения пристального взгляда. Лунный свет заливал комнату, и в окне… Галя застыла в ужасе. На неё сквозь стекло смотрел её муж. Но это был не тот Борис, которого она знала и любила. Лик его был страшен: глаза ввалились, губы и нос сгнили, а во рту копошилось что-то живое и отвратительное. Кожа на голове висела клоками, обнажая кости черепа. Гримаса, напоминающая улыбку, искажала его лицо.

— Выйди ко мне. Отопри мне дверь. Я пришёл поцеловать сына, — услышала она жуткий, замогильный голос.

Галя закричала:

— Уходи прочь! Не хочу тебя видеть!

От её истошного крика проснулся ребёнок и громко заплакал. Галя схватила его на руки и прижала к груди, словно пытаясь защитить от надвигающейся тьмы. А покойник не унимался, продолжая просить:

— Отопри! Я всё равно войду к вам!

Его голос становился дребезжащим, звучал всё громче и громче, пока не превратился в рык дикого зверя. И вдруг всё стихло. Борис исчез.

На следующий день Галя, дрожа от страха, побежала к местной бабке-гадалке, старой Агафье, известной своей мудростью и умением связываться с потусторонним миром. Та внимательно выслушала сбивчивый рассказ Гали — её руки тряслись, а голос дрожал.

— Не унимается он, — проговорила Агафья, глядя на Галю своими карими глазами, — дело у него здесь осталось. Надо его тело найти и похоронить, как положено, иначе он тебя с сыном сживёт со света.

Галя, полная решимости, пошла к местным рыбакам, надеясь на их помощь.

— Да где же его зимой найдёшь? Весны ждать надо, тепла, когда лёд вскроется, — удивлялись рыбаки, услышав просьбу Гали отыскать тело утонувшего мужа.

Понурая, сломленная горем, она шла домой, чувствуя себя совершенно беспомощной. Но ночь прошла спокойно, и к великой радости Гали покойник больше не тревожил их. Казалось, что страшные видения отступили.

Пришла весна. Лёд на Байкале начал таять, открывая тёмные воды. И вот, как-то мартовской ночью, опять раздался стук в окно. Галя вздрогнула, словно её ударили током.

— Пришёл! — прошептала она в ужасе.

За окном, куда она взглянула, стоял почти голый скелет, лишь кое-где лохмотьями висели обрывки одежды и кожи.

— Открой! Отдай сына! — свистел покойник странным, потусторонним голосом, — дай поцеловать его хоть разочек!

Галя стала молиться, закрыв сыну уши и глаза своими руками. Утопленник просвистел:

— Смотри, будет хуже, — и исчез, оставив после себя лишь леденящий душу холод.

Утром Галя обошла всех рыбаков в деревне, собрала их возле своего дома и, дрожащим голосом, поведала им о своей беде. Мужчины повздыхали, пряча глаза, но всё же решили помочь несчастной женщине.

— Поможем бабе, всё-таки у неё дитя малое. Ему за что страдать, — сказал старый рыбак, Макар, глядя на маленького Лешу, игравшего возле дома.

В тот же день мужики отправились искать тело утонувшего Бориса Они прочесали береговую линию, погружались в холодные воды Байкала, надеясь найти останки Бориса и упокоить его душу.

Весь день Галя не находила себе места, её сердце разрывалось от страха. Вечером, уложив сына в кроватку, она пошла на пристань встречать рыбаков, надеясь на хорошие новости. Пронизывающий ветер обжигал её лицо, а худенькую фигурку сдувал с пути. Вдруг она услышала детский крик и с ужасом узнала в нём голос сына. Не побежала — полетела она назад к своей избе. Заскочила в дом и обмерла: под самым потолком, безжизненно опустив маленькую кудрявую светловолосую головку, висел её Лешенька на мокрой рыбацкой, чуть подгнившей сети…

Галя потеряла сознание и уже не видела, как чья-то костлявая тень метнулась в сени, скрываясь во мраке ночи.

Очнулась она от запаха нашатыря в районной больнице. Здесь она узнала, что пролежала без сознания три дня. За это время сына и мужа её похоронили. Рыбаки нашли тело Бориса возле берега, как раз напротив её дома, если идти напрямки к Байкалу. Лежал он под полузатопленными корягами, прибитыми к берегу, а в костлявой, истлевшей руке зажат был кусок полусгнившей сети…

— Забрал Боря с собой Лешеньку, — прошептала Галина, и по щекам ее горохом потекли слезы, — столько лет прошло, а я все никак в себя прийти не могу. Я ведь виновата! Впустила бы тогда Борьку, может, все и обошлось бы… Ох, горюшко…

Вадим, никогда не сталкивавшийся до этого момента с чем-то потусторонним и мистическим, даже вздрогнул. Он и представить себе не мог, что пришлось пережить этой бедной женщине. Галина, двоюродная сестра его бабушки, как оказалось, похоронила не только мужа, но и маленького ребёнка, и всю жизнь она в душе проносила этот камень.

— Баб Галь, — тихонько позвал Вадим, — слушай, а поехали со мной? Ну чего тебе здесь делать? У меня квартира большая, три комнаты там целых. Невеста есть, Люся, она тебе понравится — очень хорошая девушка. Жить с нами будешь, мы присматривать за тобой станем. Ну честное слово, у тебя ещё есть возможность пожить для себя! Ни в чём ты не виновата, не вини себя в кончине сына. Разве против тёмных сил может обычный человек что-то сделать? Поехали, я тебя прошу!

— Да куда же я, Вадимушка, — всплеснула руками Галина, — да как же ж я к тебе-то? Зачем тебе лишняя обуза? Нет, даже не уговаривай, я тут останусь! Время скоро моё придёт, с сыночком я встречусь… А ты приезжай. Приезжай иногда меня проведать, а то, боюсь, что помру и не найдёт меня никто… В деревне-то толком и людей нет. Так, три полуслепых старухи, меня включая.

Вадим три дня уговаривал двоюродную сестру своей бабушки на переезд, и Галина всё же дрогнула — собрала свои нехитрые пожитки в небольшой узелок, уселась в автомобиль Вадика и поехала в новую жизнь. Тогда она ещё не знала, что проживёт после переезда долгих четырнадцать лет. Трёх правнуков, детей Вадима и Людмилы, будет помогать воспитывать. У Костика, Лёши и Маринки будет самая лучшая на свете прабабушка. Кто знает, как бы жизнь Галины обернулась, если бы о ней не вспомнила двоюродная сестра и не попросила своего внука её навестить. Последние годы Галина прожила в любви и заботе.