Пocлeднee пpopoчecтвo Чexoвa

 

Пocлeднee пpopoчecтвo Чexoвa

- Матрос уехал?

- Какой матрос?

- Матрос, уехал он?

У Чехова начинался бред. Он разговаривал с матросом, упоминал каких-то устриц... Через некоторое время бред сменился тошнотой и маетой больного. Кровать казалась жесткой, улечься удобно всё никак не удавалось.

Это происходило в Германии, в местечке Баденвейлер. Летом 1904 года Антон Павлович с супругой приехал туда поправлять здоровье. Однако состояние больного было таково, что поправить что-либо не представлялось возможным...

Баденвейлер был не первой точкой в их путешествии. Супруги сменили несколько курортов, несколько гостиниц: беспрерывно кашляющий больной, мучимый туберкулезом, не был желанным гостем нигде, ведь он мешал отдыхающим, отпугивал клиентуру гостиниц... Баденвейлер стал последней точкой в их путешествии и последним пунктом на жизненном пути классика.

Кризис пришелся на ночь с 14 на 15 июля. Чехов метался в забытьи.

"Нужно было что-то делать, - говорила впоследствии жена писателя. - Я положила ему на грудь лед, а он с грустной улыбкой сказал:

- На пустое сердце льда не кладут".

Сердце его в некотором смысле и впрямь уже было пустым. Оно слабо наполнялось кровью. Доктор, пришедший к Антону Павловичу в два часа ночи, едва смог нащупать пульс.

"Ich sterbe", - произнес Чехов, немного знавший немецкий. Это означало "Я умираю".

Доктор Шверер пытался успокоить больного и... предложил ему выпить шампанского. Но Чехов тоже был врачом и, само собой, не мог не знать эту старинную традицию: у постели умирающего коллеги всякий порядочный врач всенепременно велит подать шампанского, чтобы облегчить уход товарища в мир иной.

Антон Павлович не противился. Очевидно, понимал, что его час настал, и сознавал, что изменить что-либо уже нельзя.

"Давно я не пил шампанского", - резюмировал Чехов, опустошив бокал. После чего повернулся на бок и умер...

Доктор Шверер впоследствии напишет в своих воспоминаниях:

"О нем говорят, это великий писатель. Возможно. Но при этом он очень плохой врач. В таком состоянии пускаться в путешествие — безумие".

Именитый доктор так и не смог понять, что то путешествие Чехова было не безумием, а желанием продолжать жить настоящей жизнью. Желанием успеть насладиться ей в последние оставшиеся дни, отмерянные судьбой.

К слову, устрицы, поминаемые Антоном Павловичем в том предсмертном бреду, оказались своего рода пророчеством классика. Тело писателя транспортировали в Россию в вагоне для перевозки устриц... Не все поезда в те времена были оборудованы холодильными установками, и особо выбирать условия перевозки было не из чего.

Баденвайлер, кстати, бережно хранит память о Чехове. Там открыт так называемый "Чеховский салон", установлен бюст "мерзнущего" писателя, открыта скульптура Чайки, обустроен небольшой вишневый сад. Антон Павлович оставил значительный след в истории этого городка, несмотря на то, что пробыл там недолго и покинул его при столь печальных обстоятельствах.

Источник