Бeглый ЛAГEPНИК cпeшил нa пoхopoны и нaбpёл нa дeвчушку. Oт тoгo, кaк oн c нeй пocтупил, вcплecнулo вce ceлeниe

Бeглый ЛAГEPНИК cпeшил нa пoхopoны и нaбpёл нa дeвчушку. Oт тoгo, кaк oн c нeй пocтупил, вcплecнулo вce ceлeниe

– Ковригин! Выйди в коридор! Срочно!

Голос охранника прозвучал, как удар молота по наковальне — громко, резко, безапелляционно. В камере повисла тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием сокамерников. Все взгляды обратились к Родиону Ковригину, который медленно поднялся с железной койки, словно каждый сантиметр его тела сопротивлялся движению. Его тень, вытянутая тусклым светом лампочки под потолком, дрожала на стене, будто предчувствуя бурю, готовую разразиться в ближайшие минуты.

Сокамерники переглянулись, в глазах — насмешка, злорадство, недоверие. Кто он такой, этот молчаливый новичок, которого подселили к ним без предупреждения? Почему он не стал жертвой первого же дня, как обычно бывает с теми, кто оказывается в их мире? Вспомнили, как один из парней уже замахнулся, но вовремя остановился — потому что Гена , хозяин этой камеры, человек с железной хваткой и ледяным взглядом, коротко бросил: «Его не трогать» . И все замерли. Потому что в тюрьме есть законы — жестокие, неумолимые, и главный из них: если сказал Гена — значит, так и будет.

Но интерес не угас. Напротив — усилился. Кто этот парень? Откуда? За что сел? И главное — почему его охраняет сам вор в законе?

На следующий день Гена подозвал Родиона к себе — к железной койке в углу, где висел его личный крест на верёвочке, а под матрасом хранились письма от матери, которую он не видел уже десять лет. Гена сидел, скрестив руки, его глаза, словно два прожектора, впивались в лицо Родиона.

— Ну, рассказывай, — начал он, не повышая голоса, но с такой силой в интонации, что по спине пробежал холодок. — Как и за что ты оказался в этом адском котле? Только не трать моё время на официальные статьи. Расскажи, как было на самом деле. Правду. Только правду.

Родион усмехнулся — не злобно, не испуганно, а с горькой иронией, как человек, который слишком много повидал, чтобы бояться слов.

— Да долго рассказывать, — ответил он, опуская глаза. — Целая жизнь умещается в один вздох.

— А у нас, брат, времени хоть отбавляй, — усмехнулся Гена. — Здесь дни тянутся, как вечность. Так что давай, раскрывай душу. Или, может, боишься?

Родион вздохнул. Он понял: отмолчаться не получится. Эти стены, эти глаза, этот воздух — всё требовало правды. И он начал говорить. Говорил тихо, но каждое слово звучало, как удар сердца.

— Когда мне было тринадцать, отец ушёл работать на стройку. Мама умерла, когда я был совсем малышом — помню только её запах, как будто она пахла ромашками и теплом. А отец… после её смерти он стал другим. Будто сама жизнь выцвела у него из глаз. Я пошёл в первый класс, а он всё время смотрел в окно, как будто ждал чего-то. Или кого-то.

А потом, когда я сдавал вступительные в медицинский, он вдруг сказал: «Сын, я обязательно восстановлю справедливость». Я тогда не понял, о чём он. Позже узнал. На стройке постоянно происходили аварии. Люди гибли. Но никто не расследовал. Никто не спрашивал. А мой отец… он начал копать. И за это его убили.

Родион замолчал. В камере стало тихо, как в могиле. Даже Гена не перебивал.

— Гопники напали на него ночью. Заманили в подворотню. Убили, как собаку. А потом сбежали, как крысы. Я был раздавлен. Но бабушка… она встала на колени передо мной и сказала: «Ты должен стать врачом. Ты должен спасать жизни, потому что твой отец не смог спасти свою». Я поступил. Учился, как одержимый. А потом… я встретил Настю.

Имя вырвалось из его груди, как стон. Он закрыл глаза.

— Она была… как свет. Неземная красота. Умная, добрая, смеялась, как будто солнце пело. Я влюбился с первого взгляда. И она — в меня. Мы клялись быть вместе. Я обещал жениться, как только начну работать. Она часто ездила в деревню к бабушке — той самой, что воспитывала меня. А потом… она исчезла.

На несколько дней. Я сходил с ума. Звонил, писал — тишина. Когда она вернулась, она была другой. Глаза — пустые, как бездонные колодцы. Я спросил: «Что случилось?» А она сказала: «Родион… мы никогда не сможем быть вместе». Я упал на колени: «Почему?» И тогда она рассказала… что её отец — Виктор Петрович — отдал приказ устранить моего отца. Что это он стоял за всем. Что он боялся, как бы мой папа не раскопал правду о коррупции на стройке. И приказал убрать его.

Родион замолчал. По его щеке скатилась слеза — одна, но тяжёлая, как камень.

— Я не мог отпустить её. Я любил её. Но и принять её отца… не мог. Бабушка сказала: «Хочешь быть с Родионом — забудь своего отца». А потом он приехал. Виктор Петрович. Холодный, как лёд. Я пытался поговорить. Он выслушал. А потом… достал фальшивые справки. Обвинил меня в нападении. Подстроил всё так, что меня посадили. Без суда, почти. Просто исчезли документы, свидетели передумали. И вот я здесь.

Тишина. Даже часы на стене будто замерли.

Гена долго смотрел на него, потом кивнул.

— Ладно, поверили. Пока. Но я проверю. У меня есть связи. Если врёшь — получишь по полной. А если правда… тогда ты не просто сидишь. Ты борешься.

Родион кивнул и лег на койку. Впервые за долгое время его никто не тронул. Он закрыл глаза, чувствуя, как в груди бьётся сердце — живое, сильное, не сломленное.

Но судьба не спала. Через несколько дней охранник снова позвал:

— Ковригин! К тебе посетитель. Срочно.

Родион вышел. В коридоре стоял следователь.

— Твоя бабушка… умерла. Ты можешь поехать на похороны. Но только под конвоем.

Гена, услышав это, подошёл.

— Ладно, — сказал он. — Мы договоримся. Ты должен быть там. Это твоя последняя возможность попрощаться.

Тем временем, в большом городе, в роскошном кабинете, Виктор Петрович метался по кабинету, как зверь в клетке.

— Настя! — кричал он. — Где ты нашла этого ублюдка? Он сидит в тюрьме! Он ничего не может дать! А теперь ещё и моя внучка исчезла!

— Варенька! — рыдала Настя. — Она уехала к бабушке в деревню. Там её похитили! Я знаю, кто это сделал! Это люди отца! Они хотят меня сломать!

— Замолчи! — взревел Виктор. — Мы найдём её! Я соберу группу! Мы найдём её, даже если придётся вывернуть весь лес!

А в лесу, среди мокрых листьев и осеннего тумана, двое подонков дрожали, глядя на спящую девочку.

— Зачем ты дал ей снотворное? — шипел один. — Чтобы не кричала! — орал второй. — Это всё Тамарка виновата! Она сказала, что это просто напугает Настю! А теперь мы в дерьме!

— Бросим её здесь, — прошептал первый. — Может, выживет. А может, нет.

Они аккуратно положили Вареньку под старый дуб и скрылись в темноте. Холодный ветер уже обжигал кожу. Начинались заморозки.

И в этот момент Родион, одетый в серую тюремную форму, бежал по лесу. Он не знал, зачем. Просто сердце подсказывало — туда . Куда-то вглубь. Километра два оставалось до деревни, но он почувствовал — что-то не так. Звуки. Шорох. Плач?

Он остановился. Прислушался. И увидел её.

Маленькую. Замёрзшую. С полуприкрытыми глазами. Она бормотала: «Мама… папа…»

— Господи… — прошептал Родион. Он снял куртку, завернул девочку и побежал. Бежал, как будто сама жизнь зависела от каждого шага.

— Павловна! — закричал он, врываясь в медпункт. — Скорее! Ребёнок!

— Родион?! — ахнула медсестра. — Ты же в тюрьме!

— Потом! — выдохнул он. — Спаси её!

Через полчаса приехали скорая, полиция, машины с мигалками. И среди них — Виктор Петрович и Настя.

— Варенька! — бросилась Настя к дочери.

Родион поднял глаза. И увидел её. Свою Настю. Через годы, через боль, через предательство.

— Настя? Это… это ты?

— Да, Родион, — прошептала она, плача. — Это наша дочь. Я не могла сказать тебе. Отец запретил. Он угрожал убить тебя, если я скажу.

Родион посмотрел на Виктора Петровича. Всю ненависть, всю боль, всю ярость — он вложил в один удар. Шаг. Размах. И — хлоп! — кулак врезался в лицо человека, убившего его отца.

Полицейские бросились. Скрутили. Уводили.

— Вот и всё, — прошептал один из сокамерников. — Теперь он сидит навсегда.

Но судьба снова повернулась. Через полгода — новый процесс. Виктор Петрович, сломленный, уставший, понял: он проиграл. Он подал ходатайство. Признал свою вину. Способствовал оправданию Родиона.

— Дочери оставляю часть бизнеса, — сказал он. — А сам уезжаю. Навсегда.

И вот они — вместе. Родион, Настя, Варенька — живут в деревне. У дома цветут ромашки. Девочка смеётся. Мужчина работает, лечит, спасает.

Однажды они пришли к трём могилам.

— Здравствуйте, папа, мама, бабуля, — сказал Родион, держа жену за руку, а дочь — на плечах. — Я привёл вас познакомиться с моей семьёй. Вы бы гордились мной. Я не сломался. Я победил.